– Согласна, – сказала доктор Пэйдж.
– И что же нам прикажете думать? – с сомнением покачал головой Горди Брогэн. – Вообще все, что угодно? Я хочу сказать, какие-нибудь пределы нашему воображению должны быть? Или надо учитывать и такие версии, как привидения, оборотни… даже вампиры? Должно же быть что-то такое, что мы могли бы заведомо исключить.
– Разумеется, – терпеливо проговорил Брайс. – Никто не утверждает, Горди, что мы имеем дело с привидениями или оборотнями. Но мы должны понимать, что столкнулись с чем-то неизвестным. Вот и все. С неизвестным.
– Не согласен, – угрюмо возразил Стю Уоргл. – Какое, черт возьми, неизвестное? Рано или поздно мы выясним, что все это – дело рук какого-нибудь извращенца, какого-нибудь грязного вонючего подонка, одного из тех мерзавцев, которых все мы уже насмотрелись.
– При таком взгляде, как у тебя, Уоргл, – сказал Фрэнк, – мы обязательно упустим какую-нибудь существенную улику. И кончится тем, что нас всех перебьют.
– Не торопись с выводами, – ответил Уоргл. – Увидишь, что я прав. – Он сплюнул на тротуар, заложил большие пальцы за пояс, на котором была подвешена кобура, и принял вид человека, осознающего, что во всей этой компании он единственный, кому удалось сохранить хладнокровие и трезвость мысли.
Тала Уитмена эта поза не обманула: он ясно видел, что и Уоргл тоже испытывает страх и ужас. Хоть Стю и был одним из самых толстокожих людей, с какими доводилось встречаться Талу, он все-таки не утратил тех примитивных инстинктов, о которых говорила Лиза. Хотел он это признать или нет, но он явно ощущал ту же самую до костей пробирающую холодную дрожь, как и все они.
Фрэнк Отри тоже понял, что спокойствие и невозмутимость Уоргла не более чем поза. Тоном, в котором сквозило преувеличенное и неискреннее восхищение, Фрэнк проговорил:
– Своим прекрасным примером, Стю, ты нас вдохновляешь. Укрепляешь наши силы. И что бы мы только без тебя делали?
– Без меня, Фрэнк, – ехидно ответил Уоргл, – ты бы уже давным-давно был в дерьме.
– По-моему, это здорово похоже на самомнение, а? – Фрэнк с деланым смущением посмотрел на Тала, Горди и Брайса.
– Есть малость. Но не вини Стю, – сказал Тал, – в его случае самомнением природа просто лихорадочно пыталась заполнить вакуум.
Шутка была не особенно удачной, но она вызвала взрыв громкого хохота. Даже Стю, который хоть и обожал подкалывать других, терпеть не мог, когда подкалывали его самого, изобразил тем не менее некое подобие улыбки.
Тал понимал, что смеются не над шуткой, смеются скорее над самой смертью, хохочут прямо в ее костлявое лицо.