– Это, действительно, интересная задача для художника. Наверное, лучше всего Вам бы подошёл Серов Валентин Александрович. Великолепный портретист, просто замечательный! Но он сейчас в Париже, а Вам, насколько я понял, надо срочно?!
– Вы правы, Илья Ефимович, очень срочно.
– Тогда порекомендую своего ученика Куликова Ивана Семёновича. Очень одарённый молодой человек. Будем замечательным художником, поверьте моему опыту. Единственное… Он из крестьян. Его отец был крепостным. Это не помешает? – Репин вопросительно посмотрел на меня.
– Лишь бы смог сделать то, что от него потребуется. А что надо сделать, я уже объяснил.
– Тогда я сейчас пошлю за ним, а потом мы здесь проведём эксперимент, – профессор живописи азартно потёр ладони между собой. – Вы будете нам описывать какого-нибудь вашего знакомого человека, а мы вместе с Иваном Семёновичем попробуем его изобразить. Честно говоря, просто не терпится взять в руки карандаш.
Пока ждали Куликова, Репин рассказывал о своих учениках, деятельности академии, успехах русских художников на международных выставках. Мне же оставалось только кивать и вовремя вставлять междометия.
Иван Семёнович, наконец-то, пришёл. До него была доведена задача, и эксперимент начался. Художники встали за мольберты и чуть ли не хором попросили меня начинать описание человека. Я хотел было им объяснить, как надо составлять фоторобот. В фильмах видел данный процесс: овал лица, глаза, нос, рот и так далее. Криминалист подбирает, а описывающий тут же комментирует: «Похоже – не похоже, шире – уже и прочее». Как работают в Соединённых Штатах художники-криминалисты, я не видел и не читал, но предполагал, что как-то также. Но решив, что Репину виднее, начал описывать по какому-то наитию покойную Дарью – мою маленькую и смелую птичку.
Художники часто прерывали меня, прося уточнить различные детали, а я, закрывая глаза, видел моё солнышко то улыбающейся, то серьёзной, то заразительно смеющейся и пытался всё это передать словами. Наконец, они закончили и попросили подойти, и оценить их труд.
Пройдя между двумя мольбертами, я развернулся, посмотрел на оба рисунка, и начал правой рукой искать, на что бы опереться. Если у Ильи Ефимовича Дарью мало что напоминало, то с рисунка Куликова на меня смотрела моя улыбающаяся маленькая птичка.
Репин заметил моё состояние и спросил:
– Что с Вами, Тимофей Васильевич? На Вас лица нет!
– Прошу прощения, господа. Рисунок Ивана Семёновича меня просто поразил. Дарья получилась, как живая.
– А кто это, и что с ней произошло? – смущённо произнёс молодой художник.