И вспоминается отец-араб, виденный мною, в маленькой йеменской деревушке, сидящий на крыльце рядом с собственноручно отрубленной головой младшей дочери (согрешила с английским лейтенантом!) и горько плачущим — дочь все-таки, не хрен собачий. Не спрашивайте, когда и при каких обстоятельствах мне довелось посетить Йемен — печальное это зрелище перешло в мои глаза из ушей, а туда попало из уст Пети Грязневича — старого питерского арабиста, встреченного мною в Мид-вест Индиане.
Мир устал от Разного Бога, мешающего бабам, и к началу 20-го века был уже почти готов и вовсе всякого Бога отменить. Но по причине того, что Бога отменить не проще, чем его ближайших родственников — таракана, например или еврея, (а их можно только временно выморить, и с Богом это отлично получилось в России, в какой то момент), все же в конце века стало ясно, что атеизм — занятие бесполезное, и изобретательная Америка изобрела экуменизм — специально в помощь «нам бабам». Больше то он ни для чего не нужен — просто не бить любого иноверца при встрече СРАЗУ палкой по голове — мир, скрипясердцем, согласился уж пару веков назад, где-то сразу после Варфоломеевской ночи («Ой как неудобно…») На Балканах все еще пошаливают, но их явно испортил квартирный вопрос. А экуменизм — он для нас, для баб — и под лютую ненависть священнослужителей всего мира (а баб среди них — вроде как нету), он расцвел в Нью-Йорке пышным, цветом.
Каждый день в этом городе увеличивается колличество счастливых младенцев, имеющий право на получение матрасов и ботинок — не в одном, а сразу в двух религиозных учреждениях, а Бедные девушки больше не обязаны во имя любви предавать веру своих предков. Но такие девушки требуются не всем и недаром придумано обтекаемое слово «гибкость» — можно делать вид, что оно вовсе не является антонимом звонкого слова «верность», а так просто — само по себе.
Ирка с Лудмером — хоть и явились поводом для сего назидательного отступления, но хорошей иллюстрацией к нему не являются, оба они — выходцы из страны, где Бога морили сильнодействующими средствами, и если Эмиль — правильно разглядел в нем Великого Мага-Маклера, то для Ирки, Бог оставался местом, где пахнет ладаном и шипят злые церковные старушки — они всегда на тебя шипят в детстве, что ты не крестишься или крестишься не так, или встала не туда — не ставлю кавычек — это не только цитата из Ирки, но и мои собственные воспоминания. В общем, — никакого Бога она не любила, а любила Лудмера и с радостью научилась зажигать для него пятничные свечи, которые принято называть субботними. Что касается денег, то вся история их любви сводится к известному лирическому стихотворению: