— Ты Володю помнишь? — будет спрашивать потом мать.
— Какого Володю?
— Во время войны, дядю Володю.
— Нет.
— Ну-у… Помнишь, он еще стрелял в крысу.
— А, помню, — скажет он, и действительно, уже видит перед собой крысу, которая прыгает по земле с мышеловкой, и все смеются, а потом теплые гильзы дымятся у него на ладони: моряк-офицер, который ему их дал, — дядя Володя. Ни лица, ни голоса — даже цвета волос он не помнит.
— Ты жил тогда в его комнате три месяца.
— Ага.
— А Доду ты помнишь?
— Танкиста?
— Да. Он тебе приносил кисель в котелке.
Он знает, что Дода танкист, потому что мать уже не раз говорила про это раньше, когда вот так вспоминала и рассказывала то, что было, и этот Дода погиб, только он его совсем не помнит.
— Он погиб потом. Сначала его ранило в ногу, но он поправился, и его опять взяли в танк. А потом их сожгли, уже когда наши начали наступать. Смешной такой был еврей… А Юру помнишь?
— Нет.
— Ничего ты не помнишь, я вижу. Он тебе свой китель отдал, и мы потом с бабушкой его на тебя перешили.
Он думает — верно, был у него тогда такой китель. Маленький, самый настоящий, синий, золотые пуговицы сверкают якорями и даже есть офицерские погоны (как настоящие) с одним просветом и звездочками — чин лейтенанта. А мать вспоминает дальше и называет людей, которые как-то заботились о нем во время войны. Может быть, забота была самой маленькой. Кто давал ему каши, кто — киселя. А другие просто брали его на руки, успокаивали, смешили, одевали в настоящую офицерскую форму. Но как бы то ни было, он все забыл, только она за него помнит всех и долго молчит после таких разговоров: неизвестно, остался бы он жить, если бы эти люди не думали о нем вместе с нею.
А память у него, оказывается, короткая! Только учительницу свою он помнит из этих первых школьных лет — Зоя Алексеевна — да еще, может быть, теплую печку в классе, да за стеклами тополя. Зоя Алексеевна — сразу вспоминает он ее имя, когда встречает потом на улице: она тоже живет где-то недалеко в их районе. Он не здоровается. Еще в старших классах он перестал здороваться с нею. Неудобно как-то, они были такие тогда малыши и столько ребят прошло через ее руки — она уже скоро уходит на пенсию, будет она тут каждого помнить. Да и что она про него помнит? Что он помнит про нее? Она его, конечно, теперь не узнает, а ему известно только одно ее имя — Зоя Алексеевна, учительница младших классов. Он проходит мимо, отводит глаза, но потом все же взглядывает — она смотрит. Он опять опускает глаза. Она, конечно, не узнала, думает он. И молчит. Идет дальше. Ничего не видит по сторонам.