Какие они у меня тонкие и живые.
Пальцы на руке.
Вот, они все могут сделать…
Я оглядываюсь. Рядом идут прохожие, на нашей и на той стороне. Я снова гляжу на небо. На небе только одна звезда. Ни тучки, ни облачка. Ровное небо. Солнце село. Какая-то безумная синева, чистота…
И тоска сдвигается тихо в моей душе. Что-то стоит передо мной, вроде — открылось, и вот сейчас, кажется, станет ясным — я все пойму, все запомню. Невиданный смысл — и невиданная радость стоит где-то рядом — они близко — прячутся — но я могу, я чувствую — сейчас, вот сейчас все пойму! Я замедлил шаг — ничего — и все ускользает что-то — все больше и больше — нет — ну же, ну!.. Я останавливаюсь, замираю. Я втягиваю живот и до боли сжимаю пальцы, задерживаю дыхание — ну!..
Нет ничего. Только усталость. И сразу приходится глубоко вздохнуть. А потом часто дышать, чтобы отдышаться. Пусто в голове. Нет ничего. Кажется, что ум за разум заходит. Вот было ведь что-то. А я ничего не понял. Только знаю, что было. А звезда по-прежнему светит и поднимается все выше и выше…
Я подхожу к дому. Мне не хочется сейчас играть с ребятами. Я хочу молчать и думать. Что это было? Вспоминать. Может быть, это будет еще раз? Я иду по лестнице, вхожу в квартиру, зажигаю свет, складываю пакеты на кухне. Я даже закрываю глаза, чтобы мне ничто не мешало. Но разве дадут тебе дома спокойно подумать? Юрка, мальчишка, мой сосед — он живет в комнате рядом — открывает тихонько дверь:
— Давай играть в шахматы.
Мы одни. Бабушки нет. Она теперь снова живет на старой квартире. Отец в командировке. Он часто уезжает. И вот мы сдвигаем стулья, мы ставим их за пять шагов от дивана, а на диван укладываем шахматную доску. Все большие фигуры выстраиваются там в грозном порядке — каждый делает свою крепость как хочет. Я, например, выставляю вперед короля и королеву, а сзади подпираю их турой, слоном и конями. Ведь они самые высокие, и когда мы, сидя на стульях, будем кидаться в них пешками, будут, конечно, падать самыми первыми: надо их подпереть. Пешки — это наши снаряды. Это игра. И Юрка тоже что-то построил. Треугольный батальон, и называет это «фалангой». Готовы крепости! Мы набираем пешек в горсть, мы садимся на стулья, следим друг за другом, чтобы никто не вылез вперед.
— Огонь — пли! Огонь — пли!
Длинные короли падают, взбрыкивая толстыми пятками, и теряют головы. Кони скалят зубы. А офицеры лихо и веером закручиваются на черно-белой доске. Только когда тихо прихлопывает входная дверь, знакомые шаги шаркают по полу и ключ, легонько позвякивая, ищет на двери замочную скважину, я вспоминаю, что должен был прийти в угловой магазин.