— Вы, конечно, утрируете, — сказал Ле Бук.
— Само собой, утрирую, — согласился Джереми. -
Но и не ухожу далеко от истины.
— А вы сами тогда, значит, исключение из правил? — Никоим образом, — сказал Джереми. — Я вам скажу то, чего никогда не будет в интервью. Я конструктор. Когда я играю джаз, импровизирую, я — музыкант. А мои альбомы — они сконструированы. В школе я писал марши для школьного оркестра — вот тогда я был композитором, я играл в барах — я был музыкантом, а мои альбомы — это выполнение моего желания стать независимым. Независимость во многом связана с деньгами, и мне ничего не оставалось делать, как их заработать. Я был сессионным музыкантом, продюсером — это давало средства к существованию, но в конце концов мне это прискучило, да и хотелось большего. Понимаете, мой отец — инженер, мать — домохозяйка; мы жили в маленьком городке, и отпуск на Гавайях был пределом наших мечтаний. Я кочевал в Испании с цыганами, их внутренняя свобода меня поразила, но они, во-первых, бедны; во-вторых — пленники собственных традиций и уклада жизни. Я не испытывал желания быть свободным, но бедным. Опыта и в музыке и в шоу-бизнесе у меня хватало, и я принялся за выполнение своего плана. Каждый инструмент имеет свой собственный тембр, а каждый тембр по-своему воздействует на психику, к тому же сейчас полно искусственных тембров — полное раздолье для манипуляций. Вот я и начал конструировать эмоции, заранее зная результат — альбомы были просто обречены на успех, потому что они создавались для успеха. На джазе я бы столько не заработал.
— Ого! — присвистнул Ле Бук. — Действительно откровенно. А как же темы композиций — они же великолепны!
— Великолепны? Ну, может быть… Они, пожалуй, единственное, что отличает меня от многих других, но тут я сам себе не судья — это не моя работа.
— А чья же в таком случае?
— Они существуют сами по себе — я просто их слышу.
— Вот это да! — сказал Ле Бук. — Послушать вас, так вы и не композитор вовсе.
— Я этого не говорил… Конструктор тоже композитор. Хочу лишь излечить вас от иллюзий по отношению к себе.
— Это не мои иллюзии, — сказал художник. — Они существуют сами по себе.
Джереми рассмеялся.
— Очко в вашу пользу! Вы меня уели.
— Уел, не уел… Но, однако, вы — философ, Джереми…
— Философ? — удивился Джереми. — Никогда бы не подумал. Хотя, может быть, — музыка к этому располагает. Особенно если ее знать. Вы говорите, темы композиций… А это обрывки гораздо большего.
Если взять классическую музыку, то сравнение не в пользу современной. Все, что распродается миллионными тиражами, напоминает больше всего бессвязный отрывочный лепет. — Джереми кивнул головой в сторону стойки бара, где за стеной находилась кухня. — Лепет наподобие того, которым изъясняется Маню…