— Наши бомбят, слышите, Иван Егорович, наши! — возбужденно крикнул доктор Бушуев.
— Слышу, пожаловали в гости.
— А немцы горланят, будто всю нашу авиацию уничтожили.
— Пусть себе горланят, пока не охрипли.
В комнату вошла Майя.
— Иван Егорович, пора, — сказала она.
Зернов порывисто встал.
— Да, да, погостевали и хватит, пора, как говорится, и честь знать. До свидания, Фёдор Иванович.
— Куда вы на ночь глядя?
— Ночка тёмная — помощница наша. Майя Александровна проводит меня.
— Это могу сделать я, — заявил доктор.
— Ей сподручней, а потом кое-какие дела у нас есть по дороге, кое-кого навестить нужно.
Зернов и Майя ушли. Сейчас Фёдору Ивановичу хотелось быть вместе с ними, хотелось быть участником тех «кое-каких дел». Он понимал, что эти дела — неустанная подпольная борьба.
В другой раз, вот так же поздно вечером, на улице, у самого дома, визгливо заскрипели тормоза автомашины, потом послышались голоса и нетерпеливые удары в дверь.
— Фёдор Иванович, вы слышите? — с тревогой спросила вбежавшая Майя.
— Слышу. Немцы пожаловали. Иди к себе в комнату.
— Нет, нет, — запротестовала Майя.
Снаружи доносились глухие голоса:
— Доктор Бушуев, откройте!
— Это ко мне стучат. Уходи, — решительно потребовал Фёдор Иванович. В тёмном коридоре он отодвинул засов. Распахнулась дверь, и его сразу ослепили несколько фонариков.
— Доктор Бушуев? Хирург?
— Да, я хирург.
— Быстро, быстро с нами! — потребовали немцы.
И не успел он сообразить, что происходит, не успел спросить, что нужно непрошеным гостям, а его уже подхватили под руки и потащили на улицу, потом втолкнули в машину.
«Хорошо, что не её забрали, — подумал Фёдор Иванович о Майе. — А меня за что? Неужели пронюхали о лётчике Казакове?», — билась в мозгу тревожная мысль.
Подпрыгивая на выбоинах, машина с сумасшедшей скоростью мчалась но затемнённому городу, потом, взвизгнув тормозами, внезапно замерла, и в слабом свете подфарников доктор Бушуев неожиданно увидел парадный вход своей городской больницы.
— Шнель, шнель! Быстро! — подталкивали его из машины.
«Привезли в больницу, а зачем?» — терялся в догадках Фёдор Иванович. На какое-то мгновение он остановился в широком просторном коридоре. Здесь когда-то на табуретках стояли бочонки с цветами — роскошными вечно зелёными пальмами, с широколистыми развесистыми фикусами. Здесь когда-то даже в холодные зимние дни чувствовалось дыхание весны — цвели розы… А сейчас широкий больничный коридор был похож на казарму. Во всю длину у стен стояли железные койки, а на койках раненые, раненые… Воздух был тяжёлым, спёртым, пропитанным запахом гноя и пота.