Фёдор Иванович встал, засуетился, не зная, куда посадить гостя.
— Кончайте с пациентом, — милостиво разрешил комендант.
Фёдор Иванович говорил Зернову:
— У вас, больной, бронхит. Во-первых, нужно бросить курить, а, во-вторых, вот вам рецепт, по одному порошку три раза в день. Сестра, банки! — громко распорядился Фёдор Иванович и подтолкнул Зернова в соседнюю комнату, на двери которой висела табличка: «Процедурная».
Настороженно поглядывая на коменданта, Фёдор Иванович поинтересовался:
— Как ваше сердце? Доставьте мне удовольствие послушать вас, измерить кровяное давление. Будьте добры, раздевайтесь.
— Я чувствую себя совершенно здоровым, — попытался отказаться Дикман, однако Фёдор Иванович настоятельно продолжал:
— Я буду рад лишний раз убедиться в этом, герр комендант. Осмотр врача никогда не вреден человеку, скорей наоборот…
— Согласен, согласен, мой доктор, — сказал комендант и кивком головы приказал автоматчикам удалиться.
Фёдор Иванович выслушивал, потом выстукивал полковничье сердце, измерил кровяное давление. К его огорчению, у коменданта всё было в норме.
— Беречься вам нужно, герр комендант, не обременять себя работой.
Застегивая подтяжки, Дикман откровенно признавался:
— Мы живем в беспокойное время, мой доктор.
— И всё равно, как говорит наша пословица, бережёного бог бережёт. Вам полезны лыжные прогулки, особенно благоприятен лесной воздух.
Комендант отрицательно покачал головой.
— Я очень ценю ваши предписания, но вы сами сказали, что бережёного бог бережёт. Понимаете?
— Простите, герр комендант, не понимаю.
— Партизанская пуля — лекарство далеко не безопасное, — сказал полковник и сам расхохотался остроте.
Фёдор Иванович улыбнулся.
— Но партизан в окрестности города нет, они боятся подходить сюда на пушечный выстрел.
— К сожалению, мой доктор, далеко не так, — с грустью возразил Дикман и сразу же перевёл разговор на другую тему. — Я вижу, вы отлично устроились.
— Пожалуйста, буду рад вам показать свои апартаменты, — гостеприимно сказал Фёдор Иванович и повёл коменданта в процедурную, где обычно собирались подпольщики. Навстречу с очаровательной улыбкой поднялась дежурившая там Майя.
— Что назначено господину офицеру? — спросила она.
— О, мой доктор, у вас восхитительная помощница. К сожалению, я здоров… Лечиться у такой прелестной сестрички я счёл бы за счастье, — балагурил комендант, не обращая внимания на партизанского связного и Зернова, которые покорно лежали на кушетках с банками.
Фёдор Иванович усмехнулся про себя, глядя на улыбающегося фашистского коменданта, и на мгновение представил себе, что было бы, если бы Дикман каким-то чудом узнал, что на кушетках сейчас лежат те, кого днём и ночью безуспешно ищут гестаповцы… Заштопанное сердце гитлеровца, по всей вероятности, не выдержало бы…