— Болезней много, сразу обо всех и не расскажешь, — неопределенно молвил он.
— А вы по порядку, начинайте с главной, которая больше всего беспокоит.
Старик опять взглянул на сестру. Фёдор Иванович уловил этот взгляд. Он кивнул Майе, чтобы она ушла.
Когда Майя удалилась, старик не торопясь начал:
— С главной, говорите? Вот я и начну с главной. Тут говорят, будто бы германца лечите, а только не верю я, потому что ещё тогда присмотрелся к вам, как лежал в больнице. Вот и не верю, вот и пришёл поэтому…
— Спасибо, папаша, — растроганно сказал Фёдор Иванович. — Мое дело — лечить, если сумею и вам помогу…
Старик долго, пристально смотрел на доктора. Его серые под седыми лохматыми бровями глаза выражали и беспокойство, и доверие.
— Я-то потерпеть могу, пока германца прогонят, — осторожно продолжал он. — А вот внук у меня… повестку получил, туда его угнать хотят, в чужую землю на погибель, — в голосе старика слышалась горькая боль, надежда на то, что доктор чем-то поможет.
— А внук ваш здоров? — торопливо спросил Бушуев.
— Здоровьем бог не обидел, — ответил старик. — Вчера только оступился малость, прихрамывает. Да ноги-то молодые, пройдёт.
— Прихрамывает? Это хорошо, папаша, это хорошо, что он прихрамывает, — задумчиво говорил Фёдор Иванович. — Если так, то можно помочь… — Он позвал Майю и попросил гипс.
Майя не стала спрашивать, зачем понадобился Фёдору Ивановичу гипс. Если просит, значит, нужно…
— А теперь идёмте лечить вашего внука, папаша, — обратился доктор к старику.
Вскоре они уже были в доме, где жил внук — восемнадцатилетний рослый парень. Фёдор Иванович осмотрел ногу. Она была совершенно здоровой, парень совсем не хромал.
— Ложитесь-ка, друг мой, на кровать, — попросил доктор.
Парень в недоумении взглянул на него, но дедушка оживлённо заговорил:
— Ложись, ложись, доктор знает, что делать.
Фёдор Иванович загипсовал здоровую ногу парня, химическим карандашом размашисто расписался на гипсе, поставил дату наложения гипса.
— Вот и всё, папаша, никто вашего внука не тронет, — говорил Фёдор Иванович, смывая с рук затвердёвшую гипсовую крошку.
— Фёдор Иванович, а ежели? — тревожным шёпотом спросил старик.
Фёдор Иванович понимал, что значит это «ежели»… Если кто-то из немцев снимет гипс и увидит, что нога совершенно здорова, доктора не пощадят…
— Будем надеяться на лучший исход, папаша, — сказал Фёдор Иванович и, похлопав парня по плечу, добавил: — Зачем нам ехать в какую-то Германию, если и здесь дел много.
Парень понятливо кивнул головою. Потом, недели через две, Майя увела его к своим людям.