Его глаза сияли тысячами маленьких огоньков. Он заглянул девушке в лицо, заметил ее взволнованное дыхание (тесемочный бантик под воротником никак не уляжется на груди), сделал шаг назад — ухожу, мол, ухожу, — но при этом так по‑свойски окинул взглядом ее бесконечные ноги в блестящих башмачках, что Люсия осмелела:
— Я не наступила вам на ногу? Было бы стыдно нанести увечье такой знаменитости, — пошутила она, окончательно уверившись, что перед ней тот, кто заставил ее так расчувствоваться в концертном зале.
— Вы знаете, чем я занимаюсь? — Он оживился. — Мне это очень льстит. Если вы можете задержаться на несколько секунд, я спросил бы, как вас зовут, — он сделал шаг в сторону, как бы предлагая не расходиться слишком быстро, — моих ног вы не задели, а вот самолюбие потешили. Я всякий раз удивляюсь, когда узнаю, кто ходит на мои концерты. Позвольте повториться, кто же вы?
— Я Люсия, Люсия Эставес из Мадрида. — Она слегка замешкалась, потом деловито протянула руку.
Он взял ее ладонь, сначала едва касаясь пальцев, затем крепче. Приложил к губам.
— У вас очень красивое имя. Вы говорите, что вы из Мадрида, — откуда тогда такое блестящее знание английского?
— Мой отец англичанин. Никто не догадывается, что я наполовину испанка.
— Ну, если напрячь музыкальный слух, можно было бы заподозрить. Я вас не обидел?
— Нисколько.
— У англичанок не бывает таких жгучих глаз. Собеседники оказались в стороне от людского потока, у маленького фонтанчика и кадок с фикусами. Люсию поразил голос Маковски — низкий, глубинный, размеренный. Его хотелось слушать и слушать. Может быть, пора попрощаться? Ну, еще чуть‑чуть подожду. Когда еще доведется вот так запросто говорить с человеком, которого узнают на улицах. Там, на концерте, он казался таким недоступным, даже нереальным… А здесь — просто мужчина, в шортах, с теннисной ракеткой. Забавно.
— Вы были, наверное, на последнем концерте в Тель‑Авиве? Вам понравилось? — Он не стремился заговорить ее, паузы в диалоге не казались заминкой, они были чем‑то наполнены, каким‑то другим потоком информации.
— Да. Скажите, а что вы играли… — Люсии захотелось напеть, но она постеснялась, — испанское?
— О, в вас заговорил голос крови, — довольно улыбнулся Маковски. — Я иногда развлекаюсь таким образом: делаю обработки народной музыки. Эта вещь действительно получилась недурно. Хотя ее исполнение очень утомляет меня. Я расходую недельный запас положительных эмоций. — Он засмеялся.
— Зато зрители чувствуют себя как на крыльях. Мне хотелось лететь, забыв про все на свете.