Я обратился к разбойнику, произнося слова тихо, но отчетливо:
– Вы хотите что-нибудь передать некоему Андреа Луциани? Я его друг.
Нери взглянул на меня, и на его лице сверкнула мрачная улыбка.
– Андреа – добрая душа. Если хотите, скажите ему, что Тереза умерла. А я даже хуже покойника. Он-то знает, что я не убивал Терезу. Не смог бы! Нож оказался у нее в груди прежде, чем я успел ей помешать. Но так даже лучше.
– Она сделала это, чтобы не принадлежать другому? – спросил я.
Кармело Нери кивнул. То ли зрение меня подвело, то ли у этого отпетого разбойника в глазах блеснули слезы.
Жандарм подал мне знак, и я отошел. Почти сразу же появился возглавлявший небольшой отряд офицер. Размеренно и мелодично позвякивая шпорами, он прошел по брусчатке тротуара, запрыгнул в седло и отдал команду. Толпа расступилась, лошади перешли на рысь, и через несколько мгновений вся группа вместе с находившимся в ее центре грузным угрюмым разбойником исчезла вдали. Люди разбились на небольшие группки и, оживленно обсуждая увиденное, стали расходиться по сторонам, возвращаясь домой или к своим делам. Огромная площадь опустела быстрее, чем можно было себе представить.
Я некоторое время задумчиво расхаживал туда-сюда, погруженный в свои мысли. Перед моим внутренним взором предстала мертвая Тереза, худенькая и хрупкая, такая, как описал ее капитан-сицилиец. Она лежала на пустынной земле Монтемаджоре с нанесенной самой себе раной в груди, освободившей ее от любви и посягательств мужчин. Значит, есть женщины, которые предпочитают смерть неверности? Странно! Очень странно! Конечно же, это должны быть женщины-простолюдинки, такие как возлюбленная этого разбойника. Элегантная герцогиня в шелковых нарядах сочла бы кинжал довольно вульгарным утешителем и скорее выбрала бы любовника, а еще лучше – целый сонм любовников. Лишь грубое невежество предпочитает могилу бесчестию, нынешняя же просвещенность дает нам более мудрые наставления и учит нас быть не слишком щепетильными в том, что касается нарушенного слова или обещания. Благословенный век прогресса! Время постоянного движения вперед, когда яблоко порока столь хитро маскируется и столь искусно приукрашается, что мы и вправду можем поместить его на фарфоровое блюдо и угощать им своих друзей как редким, отборным плодом добродетели. И никто не заметит совершаемого нами обмана, мы ведь и сами едва его видим, настолько великолепна эта подделка!
Прогуливаясь по площади, я обнаружил, что раз за разом прохожу мимо головного участка карабинеров, и, повинуясь внезапно вспыхнувшему во мне любопытству, наконец вошел в здание, решив разузнать некоторые подробности поимки разбойника. Меня принял симпатичный молодой человек интеллигентного вида. Он взглянул на протянутую мной визитную карточку и учтиво меня приветствовал.