Воодушевленная сверх меры, я энергично заелозила щеткой по полу. Пусть машут руками. Пусть пускают слезу. Потом еще будут бродить расстроенные по ресторану, жаловаться друг другу на судьбу. И закончат уборку почти перед самым ужином. А я сейчас мигом с пылесосом пробегусь, потом столы накрою — это быстро — и еще часок поспать успею. Вот и будет мне от одиночества сплошная выгода.
— А ты чего тут одна пашешь, как Золушка?
Я вздрогнула от неожиданности и обернулась. Прямо у меня за спиной стояла заплаканная Карина Манукян и шмыгала носом. Что за манера подкрадываться незаметно?! Хотя, может, я напрасно злюсь — Карина могла окликнуть меня и раньше, просто из-за шума пылесоса я ее не услышала. Да и вообще, злиться на зареванного ребенка не годится. А Карина сейчас именно таким ребенком и выглядела.
Она вообще больше похожа на девочку-школьницу, чем на студентку теперь уже четвертого курса. Невысокая, тоненькая, с темной косой до попы. А еще очень впечатлительная и эмоциональная. Все рядом — и смех, и слезы. Причем, и плачет, и смеется она самозабвенно, независимо от значительности повода.
Вот и сейчас, стоит вся распухшая от слез, а спроси причину, окажется, что жалко было с мамой расставаться. На двадцать дней.
— Кариш, ты чего такая зареванная? — поинтересовалась я для порядка.
— Да ну… — она шмыгнула носом совсем уж жалобно. — Расстроилась чего-то. Ты молодец: не ходишь на палубу, когда отходим. А я прямо дура какая-то, каждый раз туда прусь, а потом плачу вот. Мама с берега машет, а мне что-то так жалко себя становится. Да еще музыка эта. Она когда играет, мне кажется, что я на войну уезжаю, и меня там обязательно убьют. Я сразу начинаю представлять, как маме напишут, что меня убили. Как гроб со мной привезут и даже не откроют. Вдруг меня взрывом изуродует и показывать будет нельзя. Или я уже разлагаться начну…
Ну и фантазия у этой крошки! С таким воображением «Прощание славянки» вообще противопоказано. Надо тему сменить, и так тошно.
— Хватит кукситься! — решительно заявила я. — Мы не на войну едем. Мы с тобой едем в круиз по великой сибирской реке. И у нас работы много. Так что, думай о хорошем и тащи давай приборы.
Карина, всхлипнув напоследок, помчалась в сервировочную за своим лотком, а я выключила пылесос и достала из шкафчика оставшиеся со вчерашнего ужина салфетки.
Сегодня мы крутим «свечки». Или «бомбочки», как мы называем их между собой. Так уж заведено: на первый ужин у нас салфетки — «веера», на второй — «свечки». Без всякого тайного смысла, просто потому, что эти самые «бомбочки» — единственный вариант, в который можно перекрутить вчерашние «веера» без предварительного разглаживания.