— Я первым его увидел, мне его и решать.
В этих словах была не просьба, а требование.
Сомневаться в смелости и ловкости Архипа Богачева не было причины: трус и растяпа тигра не поймает. Но Ермаков все-таки не решился поручать столь ответственное задание Архипу. И на это была своя причина. Архип Богачев пришел на пограничную заставу в начале войны. Служил исправно, только сильно скучал по своему сыну, Витюше, который служил в Даурии в горно-вьючном полку. И вот задумал отец перетянуть сына к себе на заставу, захотел послужить на границе «семейным экипажем», как танкисты — братья Михеевы. Написал рапорт самому Верховному. Просьбу отца уважили, Витюшка прибыл на Аргунь и стал служить вместе с отцом. Был он тоненький, нежный, как лосенок. Так его и звали пограничники — Лосенком. Приятно было смотреть на степенного отца и молоденького сына. Они всегда ходили вместе: и в наряд, и на занятия, — из одного котелка ели, под одной шинелью спали.
А потом пришла та проклятая ночь, разыгрался очередной «сабантуй». За Аргунью поднялась стрельба. Застава высыпала по тревоге к берегу, заняла траншеи. Вместе со всеми прибежал и Архип Богачев со своим «лосенком». Вот тут и случилось несчастье. Вражеская пуля сразила сына. Отец зарыдал, забился, как раненый зверь. И, видно, не сдержался — ахнул из автомата по тому берегу.
Время было тяжелое. Во избежание конфликта на Востоке категорически запрещалось отвечать огнем на провокации японцев. На заставу зачастил следователь. Но Архип не сознавался, таил свою вину. Весь ушел в себя. По ночам стал бредить. Все проклинал самураев и корил себя за то, что вызвал к себе сына. А днем выходил с автоматом на Аргунь и, как сыч, глядел на тот берег. Ждал расплаты.
«Сумеет ли разгневанный отец в столь ответственные минуты сохранить выдержку и хладнокровие?» — подумал Ермаков и воздержался от экспериментов.
— Снаряды взорвут Ахмет и Терехин, — коротко приказал командир взвода, потом повернулся к Богачеву, добавил: — А вам предстоит работа не менее важная — крушить после взрыва пушки.
Богачев надсадно просопел — видно, обиделся.
Два неразлучных дружка Ахмет и Терехин (их во взводе называли в шутку Казань да Рязань) мгновенно скрылись в адской тьме. Первые минуты они ползли быстро, но постепенно сбавляли скорость. В темноте натыкались на колючие кусты и острые камни, заползали в хлюпающие лужи, залегали там, остерегаясь, как бы вспыхнувшая молния не выдала их. Чуткий и осторожный Ахмет, как всегда, сдерживал дерзкого и бесшабашного Терехина, но, в свою очередь, сам заражался его дерзостью, стараясь не отстать от него. Так, уравновешивая друг друга, они все ближе подползали к цели.