— У нас приказ! — крикнул в ответ сержант Кузнецов.
На мой взгляд, он слишком молод для командира группы. Опыта достаточно, но горячность и желание выслужиться все портят.
— Еще танк! — крикнул Пашка Ерохин.
Неплохой боец, хоть совсем еще пацан. Никогда с ним не ладили, даже подрались однажды. Потом оба вне очереди чистили туалеты, но совместная работа ничуть нас не сплотила.
Скрип гусениц сверлил мозг, несмотря на расстояние я отчетливо слышал, как поворачивалась башня. Гулкий выстрел, взрыв. Оконный проем стал в два раза шире, над головой пролетели кирпичи, кто-то заорал. Все в пыли, ничего не видно. Я закашлял и попытался закрыть лицо рукой.
— Сержант мертв! — крикнул сослуживец. Кто именно — не знаю, в голове звон, уши заложило. Голос не разобрать.
— Надо сваливать! — ответил я. — Вниз по улице.
— Согласен! — это, кажется, Юрка. — Я пошел.
Мы на первом этаже. Никаких проблем с побегом. Выпрыгнули в окно и рванул со всех ног. Рации трещали, просили доложить обстановку, но нам было не до того. Позади нарастал скрип проклятых гусениц. Танки явно не собирались ограничиваться парой выстрелов для острастки.
Перебегаем проезжую часть. Улица пуста, бояться нечего. Вдруг Пашка падает как подкошенный.
— Снайпер!!
Прыгнули к ближайшим автомобилям, спрятались. Не знаю, из чего по нам палят, но нет ни звуков, ни вспышек. Выяснить, откуда бьют, практически невозможно. Громко хрустел кирпич, громыхали траки. Танк протаранил стену и нацелился в нашу сторону. Надо бежать, иначе точно крышка. Снайпер может и промахнуться, а выстрел из пушки накроет всех сразу.
Это просто ад какой-то. Просто ад.
Вдруг все вокруг мигнуло, пошло рябью. Краски потускнели, глаза заволокло пеленой. Троян теряет силу. Ему нелегко держать меня под контролем. Значит, можно вырваться. Хотя бы попытаться. Просто представить, что это страшный сон. Если очень захочешь — проснешься. Главное — осознать фальшивость происходящего. Все это — дела давно минувших дней. Болезненные воспоминания, вынутые из ила подсознания враждебной силой. Давай, Макс, сопротивляйся.
Пелена сгустилась, приглушив звуки. Четкость картинки падала с каждой секундой. Это уже не сон, а лишь отголоски, медленно утекающие из головы после побудки. Но дальше дело не шло. Меня нарочито держали на этом отрезке воспоминаний. Почему? Потому, что я до сих пор чувствую вину за гибель друзей? Ведь это я предложил выбежать прямо под снайперский огонь. Даже если так — я ничего сейчас не изменю. Хватит цепляться за прошлое, Макс.
Звуки то приближались, то удалялись. Движения стали вялыми, как в замедленной съемке. Краски постепенно возвращали яркость. Троян взялся за меня с удвоенной силой. Если поддамся, уступлю хандре — мне конец. Надо думать о хорошем. Но о чем? О самом громком раскрытом деле? О самом опасном пойманном преступнике? Да, это доставляет чувство глубокого удовлетворения и гордость, но отнюдь не радость. А что за этим? Жизнь в одиночестве, без семьи и друзей?