Руки его тряслись, и самородки тупо постукивали, перекатываясь по ладони. Он швырнул их на берег и кинулся в воду.
Фуражка его упала, ее унесло течением, он не заметил. Что-то бормоча, он стоял на коленях, по пояс в воде, шарил по дну и выбрасывал на береговой песок пригоршни обломков кварца, перемешанных с золотыми самородками. Он забыл, что болен, потерял представление о том, сколько времени возится в воде. Мокрый и взъерошенный, выскочил на берег, упал на грудку самородков, сгребая их руками.
— Золото! Мое золото!.. Я богат… Теперь я не буду работать, я буду жить. У меня будет собственная яхта и черный «Ролл Ройс»… Я куплю виллу в Монако, и самые красивые женщины мира будут мыть у меня полы… Я все могу купить, все! Это мое золото, я его нашел, и оно мое!.. Кто посмеет его отнять?..
Он кинулся к костру, схватил топор.
— Кто?.. Убью!
Яд клещевого энцефалита уже начал свое разрушительное дело. Выключился разум, уступив буйному возбуждению. Золотой туман застилал глаза… Грачев плохо соображал, что делает. Он наполнил рюкзак самородками… и не смог его поднять. Пришлось высыпать почти все — он плакал от жадности — в рюкзаке осталось так мало, совсем мало золота! Он с трудом дотащил мешок до веревки, вернулся к озеру и набил карманы самородками.
В карманы золота вошло много. Кое-как передвигая ноги, он вернулся к веревке и начал подниматься, подтягиваясь по узким перекладинам из кедровых сучьев. Хрипя и задыхаясь, он с усилием карабкался по лестнице; он поднялся метров на пять, когда веревка, не выдержав двойного груза — человека и золота, — оборвалась.
Он упал.
Но он не разбился. Он только сломал себе ногу.
Он не умер и от клещевого энцефалита. Но болезнь не прошла для него бесследно.