Нет особой нужды вооружаться политическим микроскопом, чтобы разглядеть очевидное: существенные перемены в облике русской власти. Плотность отставок и назначений стала значительно превышать среднестатистический для обычно консервативного в вопросах кадровой политики режима уровень. Скорые на выводы эксперты заговорили о том, что Путин активно меняет свое окружение. Не осталось незамеченным и то, что с переменой окружения стала меняться и сама природа власти: она приобрела привычный для России резко «персонифицированный» профиль. Все это происходит не спонтанно, таким образом политическая система России адаптируется к экономическому кризису как к социальной константе.
Есть, однако, аспект проблемы, на который обращается значительно меньшее внимание, чем он того заслуживает. Одновременно с изменением природы власти — то есть по мере того как политическая власть плавно деградирует в механизм личной власти «национального лидера» — происходит изменение ее структуры. Причем это изменение носит парадоксальный характер. Казалось бы, принимая во внимание обозначенный вектор изменения природы власти, тенденция должна состоять в упрощении и примитивизации ее структуры, однако на деле происходит ее существенное усложнение. Внутри этого парадокса как раз и заложено то противоречие, которому, возможно, в будущем суждено сыграть революционную роль в судьбе посткоммунистического государства и общества в России.
Слияние через поглощение
Структура власти должна быть выстроена вокруг какого-то политического стержня. В Европе — по крайней мере, с наступлением Нового времени — таким стержнем было «гражданское общество». Однако в России все было интереснее: приблизительно с этого же времени «гражданское общество» существовало здесь в очень своеобразной опосредованной (превращенной) форме «самодержавия», воплощаясь поочередно в «сакральной фигуре» то царя, то генерального секретаря, то президента. Вокруг них и выстраивалась система русской власти. В те короткие периоды, когда русская власть теряла этот естественный для нее сакрально-самодержавный стержень, как правило, начиналась русская смута.
И в наши дни инстинкт не подвел лидеров прокремлевской партии, своевременно заявивших о том, что Россия — это Путин и что без Путина не будет России. По сути, они лишь констатировали новую политическую реальность. Путин за пятнадцать с лишним лет правления поглотил посткоммунистическое российское «гражданское общество», словно известный герой Корнея Чуковского — солнце. Он стал единственным его («гражданского общества») внешним политическим проявлением, его универсальным опосредствованием, его содержанием и формой одновременно. В современной России политическую власть отсчитывают от «Путина», который теперь и есть Россия. Так пресловутое ООО «Россия» было преобразовано в ОАО «Путин».