.
Если верно то, что правозащитное движение появилось в советской России в форме борьбы за соблюдение советской же конституции, то верно и обратное — конституционное движение возродилось в СССР в правозащитной форме. По сути, правозащитное движение было движением за наполнение пустой «советской» конституционной формы реальным «западным» содержанием. Сами того не замечая, правозащитники восстанавливали связь времен, возрождая традицию не советского, а российского конституционализма.
Это единство конституционного процесса в России во всех его исторических формах мы только сегодня начинаем осознавать, с трудом проводя пунктирную линию, связывающую внешне независимые идеологические и политические течения, разделенные «Гималаями» двух социально-политических катастроф, постигших Россию в начале и в конце XX века. Советский, «диссидентский» конституционализм является в этом отношении недооцененным активом, малозаметным, но крайне важным звеном эволюции.
В то же время советскому «диссидентскому» конституционализму была присуща односторонность, обусловленная той исторической формой, в которой конституционное движение возродилось в России. Диссиденты основной упор делали на правах человека, уделяя гораздо меньше внимания принципам организации государственной власти, опираясь на которые только и можно обеспечить защиту этих прав.
Не то чтобы о базовых конституционных принципах вообще не шло речи. Но, в отличие от прав человека, эта проблематика не была центральной. Восприятие этих принципов было чересчур абстрактным, отвлеченным. Справедливости ради необходимо отметить, что никак иначе в условиях тоталитарного государства и быть не могло. Однако именно этой односторонности правозащитного советского конституционализма суждено было сыграть в будущем весьма важную роль.
Политически правозащитное движение осталось на обочине той революции, которая была инициирована в середине 80-х годов прошлого века горбачевской перестройкой. Практически никто из правозащитников, кроме академика Андрея Сахарова, не сыграл сколько-нибудь значимой роли в этой политической драме, уступив пальму первенства переродившейся партийной номенклатуре.
Но идеологическая роль правозащитного движения оказалась огромной, хотя и недооцененной до сих пор. Именно это движение фактически создало те лекала, по которым стали кроить и перекраивать общественный и государственный строй «новой России». Естественно, что в первую очередь это коснулось конституционного процесса.
Накапливавшийся в течение двух десятилетий потенциал почти сразу обрел форму движения за новую конституцию. Но, как только конституционное движение перешло из плоскости теоретической и идеологической в плоскость практическую и политическую, оно тут же обнаружило тот самый «правозащитный» уклон, о котором было упомянуто выше.