Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата (Пастухов) - страница 232

В определенном смысле слова конституционализм — дитя великой утопии о свободной личности. Вообще-то, для человека как до, так и после Нового времени его несвобода является предустановленной — он рождается не сам по себе, а в определенной социальной среде, которая и формирует его взгляды, ценности, мотивации, поведение. По сути, человек — это жесткий диск, на который социум после его рождения записывает операционную программу. Однако сам человек эту свою зависимость от социума, свою «производность», как правило, не осознает и тем более не учитывает в своих практических действиях.

Традиционное общество легко приводило действия миллионов человеческих «жестких дисков» к общему знаменателю за счет социального табуирования — поддержания безусловных запретов и формирования таких же безусловных стандартов поведения, которые подавляющим большинством людей исполняются беспрекословно, независимо от того, понимают ли они смысл этих запретов и требований или нет. Уровень социализации членов древнегреческого полиса невероятно высок, но это вряд ли можно поставить в заслугу лично каждому из них. Ценность личности определялась в традиционном обществе степенью ее тождественности с коллективом.

Уникальность западной политической культуры, в недрах которой и зародился конституционализм, состоит в том, что с определенного момента в ней стали накапливаться элементы, подготовлявшие переворот во взаимоотношениях человека и общества — прежде всего за счет повышения самооценки человека, осознания им своей собственной роли в истории. Предпосылкой такого переворота стало соединение в едином культурном потоке двух великих наследий — античного и христианского.

Завершившись в эпоху Возрождения, это соединение воплотилось в «антропоцентричной» философии и в ее неизбежном следствии — появлении чувства собственного достоинства как важнейшей и самодостаточной мотивации поведения. Чувство собственного достоинства — недооцененный актив западной культуры. Между тем, как мне представляется, это краеугольный элемент западной политической культуры и культуры вообще. В то же время его по-явление сигнализирует о разрыве связей, характерных для традиционного общества, и о деградации присущего последнему тождества человека и коллектива. Чувство достоинства — индикатор превращения человека в личность. Это превращение сопровождается интериоризацией человеком социума, трансформацией «внешнего мира» человека в его собственный «внутренний мир».

Из этой трансформации рождается то, что на современном политическом языке принято называть гражданственностью (citizenship). В самой грубой форме — это признание отдельным человеком как чего-то необходимого и неизбежного добровольного соблюдения определенных правил, вытекающих из его общественной природы. Эта гражданственность, находящая внешнее, видимое выражение в чувстве собственного достоинства, является фундаментом западного конституционализма. Но конституционализм не сводится к гражданственности.