Привкус «Медведицы» начинает горчить на языке.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — интересуюсь я. — Чтобы я поняла, как тебе важно жениться на волчице? Так тебе не нужно меня убеждать. Мне от тебя другое нужно.
Доминик темнеет лицом, а в глазах снова зажигаются желтые искры.
Только нас прерывает появление прима Корса, соседа моих родителей.
— Чарли! Какими судьбами?
Приходится поздороваться, представить Доминика и отказаться от приглашения пересесть за стол побольше, присоединившись к компании отмечающих пятницу.
— Спасибо, но мы уже уходим, — говорит вервольф. Он вежлив и даже улыбается. Впрочем, стоит нам вынырнуть из теплого бара в холодные сумерки улицы, его улыбка тает. Как мокрый снег, который сейчас сыпется с неба и исчезает из виду, достигая мостовой.
Я плотнее запахиваю пальто и жалею, что перчатки остались в моей квартире, но до автомобиля Доминика не так далеко. К тому же вервольф берет меня за руку и сжимает мою ладонь в своей. Сжимает так, что это напоминает тиски. Боится, что убегу?
Мы останавливаемся возле машины, но вместо того, чтобы открыть передо мной двери, Доминик притягивает меня к себе. Сгребает в свои объятия, и меня бросает из холода в жар. Мое тело тут же откликается на тепло.
— Я решил жениться на Одри до того, как ты снова появилась в моей жизни.
Признание настолько неожиданное, что я даже не пытаюсь высвободиться.
— И что изменилось сейчас? — спрашиваю как можно более равнодушно.
— Всё.
Ну нет, ничего не изменилось. И я хочу, чтобы так дальше и было. Чтобы Доминик был подальше от меня.
— Я могу не жениться.
Что?
У меня перехватывает дыхание, а глаза по ощущениям сейчас стали круглыми-круглыми.
— И сражаться с вервольфами каждый год?
— Да.
— Зачем тебе это?
— Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Если тебя не устраивают подобные традиции, пусть будет так.
Видимо, моя «Медведица» была совсем пьяная, потому что меня вдруг берет злость на него.
— Почему же ты не обещаешь жениться на мне? — почти рычу я. — Или бросить стаю? Дэн был более романтичным вервольфом.
— Это не сделало тебя счастливой.
И Дэнвера тоже.
Я отталкиваю Доминика:
— А тебе откуда знать, что сделает меня счастливой?
— Так скажи мне, Шарлин, — цедит он. — Скажи, что тебе нужно.
— Тебя я точно не хочу!
Движения Доминика слишком быстры, чтобы я могла уловить их: поэтому у меня не получается увернуться от поцелуя и от того, как сталкиваются наши тела, как тесно прижимает он меня к себе. Он целует меня властно, будто старается подавить мою волю, и вместе с тем нежно. Так, что мне становится плевать и на холод, и на снег. В груди словно вспыхивает пожар, который совершенно точно не должен там вспыхивать. Я с рычанием подаюсь вперед, целуя его в ответ, хочется скользнуть ладонями под рубашку, чтобы почувствовать его сильнее. И чтобы этот поцелуй длился вечность.