Той зимой это, к счастью, не понадобилось — я так и думал, что он преувеличивает угрозу снега. И никто не видел, как он скользит. Септимусу все было мало. Вы бы видели его лицо, когда снега не было больше недели да еще началась небольшая оттепель. Вы себе представить не можете, как он волновался за снежный покров.
Ах, какая чудесная была зима! И какая трагедия, что она была единственной!
Что случилось? Я вам расскажу, что случилось. Помните, что сказал Ромео перед тем, как всадить кинжал в Джульетту? Вы наверняка не знаете, так что я вам расскажу. Он сказал: «Ее в судьбу свою впусти — скажи покою враз “прости”». Это о женщинах.
Следующей осенью Септимус встретил женщину — Мерседес Гамм. Он и раньше встречал женщин; анахоретом он не был, но они никогда для него много не значили. Короткое знакомство, романтическая любовь, пожар страстей — и он их забывал, а они его. Просто и безвредно. Меня самого, в конце-то концов, преследовали разные молодые дамы, и я никогда не считал это чем-то предосудительным — даже если они припирали меня к стенке и вынуждали… но мы отклонились от темы.
Септимус пришел ко мне в подавленном настроении.
— Джордж, я ее люблю, — заявил он. — Я при ней просто теряюсь как мальчишка. Она — путеводная звезда моей жизни.
— Прекрасно, — сказал я. — Я вам разрешаю продолжать в том же духе еще некоторое время.
— Спасибо, Джордж, — грустно отозвался он. — Теперь нужно только ее согласие. Не знаю, почему это так, но она, похоже, не очень меня жалует.
— Странно, — сказал я — Обычно вы имеете успех у женщин. Вы, в конце концов, богатый, мускулистый и не уродливее других.
— Думаю, дело тут не в мускулах, — сказал Септимус. — Она думает, что я дубина.
Я не мог не восхититься точностью восприятия мисс Гамм. Септимус, если назвать это как можно мягче, и был дубиной. Однако, учитывая его бицепсы, ходившие буграми под пиджаком, я счел за лучшее не делиться с ним своей оценкой ситуации. Он продолжал:
— Она говорит, что в мужчинах ей нравится не физическая развитость. Ей нужен кто-то думающий, интеллектуальный, глубоко рациональный, философичный — и целый еще букет подобных прилагательных. И она говорит, что у меня ни одного из этих качеств нет.
— А вы ей говорили, что вы писатель?
— Конечно говорил. И она читала парочку моих романов. Но вы же знаете, Джордж, это романы о футболистах, и она сказала, что ее от них тошнит.
— Я вижу, она не принадлежит к атлетическому типу.
— Конечно нет. Она плавает, — он состроил гримасу, вспомнив, наверное, дыхание рот в рот в нежном возрасте трех лет, — но это не помогает.