Вопрос справедливый.
Короткий ответ: сначала очень много всего, потом не очень.
Ответ подлиннее звучит так: цунами новых подкастов, которое началось во второй половине 2004 года, поначалу особо не утихало. Число новых проектов росло по экспоненте. Едва ли не каждую неделю новая медиакомпания запускала свой подкаст, постоянно выходили новые проекты с очень интересными идеями, поразительными героями, ведущими или гостями. Даже президент Соединенных Штатов стал подкастером — ну, или типа того, — когда Белый дом стал выкладывать через RSS еженедельные обращения Джорджа Буша — младшего.
А потом поток почти иссяк.
Что случилось? Случился YouTube. По мере того как видеоплатформа стала набирать обороты — особенно когда ее купил Google, — все больше инвестиций и рекламных денег, которые шли в подкастинг, перенаправлялось на видео. И там, где вчера все говорили про подкасты, их потенциал и море возможностей, сегодня говорили ровно то же самое, но про YouTube и видео в интернете.
А потом случилась Великая рецессия 2008 года. Несколько лет людей занимало в основном две вещи: вирусные видео в интернете и развалится ли современный мир на части или нет. И то и другое сулило крах нашей цивилизации. А подкастинг уже воспринимался как устаревший «следующий большой бум».
Может показаться, что подобный дефицит внимания — это плохо, но я считаю иначе. У подкастинга была новая инфраструктура, но не было шумихи и кучи инвесторских денег, так что он смог спокойно и органично развиваться. Люди могли пробовать новое, экспериментировать, и у подкастов было достаточно слушателей, чтобы стимулировать авторов продолжать делать выпуски.
Бóльшая часть подкастов производила впечатление маленьких и «бутиковых», но они стали благодатной почвой для создания сообществ по интересам (даже если главным объектом интереса был ведущий подкаста). Это привело к появлению подкастовых «кланов».
У музыканта Пита Сигера есть притча, которая очень хорошо подходит для описания этой эпохи в истории подкастинга. Когда он рассказывал о правозащитном движении в Америке 1960-х и протестах против войны во Вьетнаме, он сравнивал их с качелями.
«Один конец качелей — на земле, на нем стоит корзина, наполовину наполненная большими булыжниками, — говорил Сигер. — Другой конец качелей — в воздухе, и на нем стоит корзина, которая на четверть заполнена песком. И вот нашлись люди вроде меня, и мы все взяли чайные ложечки и попробовали досыпать песка в корзину наверху…
И вот в какой-то год вы вдруг увидите, что качели — раз! — и качнулись в другую сторону. И люди станут говорить: „Ничего себе, как это так внезапно получилось?“ А все дело в нас и наших ложечках».