В целом развитие византийской дипломатии стало свидетельством признания Другого и уважения к нему. Это проявилось даже в византийских трактатах, например у Константина Багрянородного в его собрании «О церемониях византийского двора», в котором по отношению к каждому послу — от язычника-славянина до мусульманина из Халифата — были выработаны не просто вежливые, но учитывающие их национальную и вероисповедную самобытность формулы. Вообще через дипломатов и разведку византийцы впервые проявили искренний интерес к тем, кто жил рядом с ними и не очень. Именно этот интерес и уважение к Другому позволили Византии состояться, во-первых, как многонациональной империи, а во-вторых — создавать такие союзы и коалиции, которые помогли продержаться под натиском врагов тысячу лет и которые мы сегодня назвали бы сетевыми альянсами.
Известный английский историк русского происхождения Дмитрий Оболенский ввел даже в свое время термин «византийское содружество наций», под которым понимал содружество прежде всего православных народов Восточной Европы, Балкан, евразийских степей и Северного Причерноморья, включая Древнюю Русь. «Эта общность, — пишет Оболенский, — воспринималась жителями Восточной Европы главным образом как некий единый православный мир, признанной главой и административным центром которого была Константинопольская Церковь. Политические, юридические и даже культурные черты этой общности различались менее ясно. Хотя правители сознавали, что византийский император обладал большой властью над Церковью, к которой они принадлежали, что он был конечным источником закона и что его авторитет выходил за политические границы империи, они были озабочены тем, чтобы отстоять свои претензии на национальный суверенитет, и потому, вероятно, не считали необходимым или хотя бы желательным устанавливать свои отношения к нему с какой-либо определенностью»[63]. Не менее симптоматично отношение к этому «содружеству» и в Константинополе, по версии Оболенского: «Византийцы, со своей стороны, полагая, что политическая организация этого мира является частью божественного порядка, видимо, не чувствовали необходимости глубоко размышлять о подлинном механизме международного сообщества»[64]. Можно сказать из дня сегодняшнего, что Византия, с одной стороны, создавала ситуативные коалиции для обеспечения безопасности империи, а с другой — свободные объединения народов и государств, построенные по сетевому принципу на основе общих ценностей: тысячу лет назад — это православие, язык и культура; сегодня — традиционные (консервативные, направленные на сохранение стабильности, устойчивости и равновесия) ценности, которые у каждого народа разные, но в своем ядре у всех почти одинаковые.