Мне кажется, что такое отношение молодых людей (будь то студенты или учащиеся ПТУ, с которыми мне довелось общаться) продиктовано прежде всего тем, что нашей молодежи (как показывают и авторитетные социологические исследования, например, группы ЦИРКОН) близки скорее патриотические и даже великодержавные ценности. На вопрос: «Какие из этих слов (понятий) вызывают у вас скорее положительные чувства, какие — скорее отрицательные, а какие — нейтральные?» молодые респонденты ответили так (по убывающей, от 92/2/6 до 64/12/19): «Россия», «Родина», «порядок», «безопасность», «стабильность», «справедливость», «сильное государство», «традиция», «законность», «президент», «патриотизм», «мораль». «Бизнес» и «предприниматель» — во второй десятке, «рынок» и «доллар» — в третьей. Вывод, к которому пришли социологи ЦИРКОН: российская молодежь ориентирована скорее на «державно-консервативные» ценности. Кстати, на последнем месте оказались «взятка» (что понятно) и «революция» (что многим показалось странным), ведь опрос проводился среди молодых людей от 16 до 24 лет[81].
В новом публичном обращении В. Суркова набор ценностей остался прежним, но снята жесткая последовательность: материальное благополучие — свобода — справедливость. Более того, в самом начале Сурков пишет: «Люди стремятся жить свободно в составе сообществ, организованных на справедливых началах. Сообщества исторического масштаба, называемые нациями, состоятельны в той мере, в какой способны дать каждой личности ощущение частной свободы и справедливого порядка, общего для всех. Достоинство свободного человека требует, чтобы нация, к которой он относит себя, была также свободна в справедливо устроенном мире». Как видим, материальное благополучие хотя и не исчезло (и не должно исчезать!), но ушло на второй план и появилось в определении суверенной демократии. Наверное, на таком изменении сказалось то, что в последнем выступлении Сурков больше говорит о нации, а для патриотов и националистов материальное благополучие присутствует, конечно, в ряду важнейших ценностей (особенно для нации в целом), но явно не на первом месте. Вряд ли для российских патриотов в обозримом будущем станут органичными ценности «протестантской этики». Кроме того, на заднем плане «параграфов» В. Суркова постоянно маячит Америка, глобальное господство которой неизбежно приведет к «непоправимой несправедливости и несвободе», но совсем необязательно станет причиной нищеты и бедности, особенно для народа собственно США.
Еще одно изменение коснулось формулирования основных угроз российской суверенной демократии. За прошедшие десять месяцев была переоценена, по всей вероятности, опасность так называемой «оранжевой революции». В лекции «мягкое поглощение по современным “оранжевым” технологиям» стояло на третьем месте из четырех (притом что первые две угрозы — международный терроризм и прямое военное столкновение — воспринимаются большинством россиян как что-то внешнее по отношению к их личной и даже общественной жизни, как «почти неправда»). В «параграфах» после того, как сказано о тех странах, которые не ставят перед собой задачу обретения реального суверенитета и для которых «размножение развлекательных “революций” и управляемых (извне) демократий» кажется вполне естественным, для России такой сценарий представляется уже нереальным. «Что касается России, — пишет В. Сурков, — прочное иновластие здесь