Я усадил ее к себе на колени и попытался шутками отогнать собственную тревогу. Не вышло.
— Ты поедешь в гости к дедушке с бабушкой, — сказал я. — Завтра.
— Завтра?
Я объяснил, что возникли некоторые проблемы. Так называемые взрослые дела. Ничего опасного, ничего плохого, просто нам с Люси надо побыть одним. — Долго? — спросила Белла.
— Неделю, — ответил я. — Через неделю мы опять будем дома.
По крайней мере я надеялся, что за неделю мы успеем пролить свет на заговор, в который меня определенно втянули.
Этой ночью Белла спала в моей постели. Уложить ее в собственную кроватку оказалось невозможно. Я долго тихо лежал на спине, ждал, когда ее сморит сон. Потом прокрался вон из спальни, начал собирать чемодан. Штор на моих окнах нет, зато есть жалюзи. И я все их опустил. Белла и Сигне целый день просидели дома, и никто к ним не заходил. То есть квартиру не обыскивали и прослушку не ставили. Видимо, ждали случая, когда здесь никого не будет. Это внушило мне некоторое успокоение, но в нынешних обстоятельствах, надо сказать, весьма скромное. Я успел забыть, что такое душевный покой. И сейчас мне казалось непостижимым, что всего неделю назад я радовался поездке на Ривьеру. Логистика. В чрезвычайной ситуации нет ничего важнее. Не помню, сколько раз перед отъездом я прорабатывал наш план, но наверняка многократно. Утром я отвезу Беллу к деду и бабушке. Потом заеду за Люси, и мы вместе отправимся в Арланду. Прокатную машину оставим на долговременной стоянке. Обойдется чертовски дорого.
Самый важный телефонный звонок я сделал, закончив сборы. Он ответил после третьего гудка. Мой друг Борис. Или не друг. Знакомый. Причем весьма сомнительный. Я порадовался, что под рукой у меня целая куча телефонов. Мне бы не хотелось, чтобы полиция сейчас засекла этот контакт.
— Много воды утекло, — сказал Борис, поздоровавшись.
Голос все такой же, хотя я не слышал его несколько лет. Прокуренный, хриплый. Ржавый, как однажды заметила Люси.
— Верно, — отозвался я. — Слишком много. Сожалею.
Борис хохотнул:
— Ничего страшного, друг мой. Не ты один виноват. Я… как бы это выразиться… был занят и труднодоступен. И как раз собирался ликвидировать номер, по которому ты звонишь, так что тебе, считай, повезло, что ты дозвонился.
Я поблагодарил свою счастливую звезду, что он ответил. Не очень-то хорошо уехать из Швеции, не переговорив с Борисом. Очень нехорошо.
— Ужасно рад, что ты ответил, — сказал я.
Он помолчал. Я услышал в трубке какой-то звук. Скрежет стула по полу, что ли.
— Что стряслось? — спросил он.
Борис знал, что иначе я бы никогда ему не позвонил. Мы не были друзьями в том смысле, что регулярно встречались за чашкой кофе.