— Питаешься нормально? — спросил я.
Он осунулся, под глазами залегли темные круги.
— Ну да, — ответил он.
Черт побери, людям, которые не умеют врать, лучше к вранью не прибегать.
— Тебе надо есть, и не ради меня, а ради себя самого, — заметил я. Бросил сумку на стол. Открыл ее, достал принесенные бумаги. — Давай-ка еще разок обсудим случившееся. Видишь ли, кое-что в твоей истории не сходится.
В ответ он опять напыжился. Что выглядело глупо, поскольку ему недоставало сил держать фасон.
— Я ведь уже рассказал, как все было. И вы, черт побери, должны мне верить. Вы же мой адвокат.
Я подавил вздох:
— Ну да. Это я и без тебя знаю. И пришел сюда исключительно как твой адвокат. Я в самом деле стараюсь сделать свою работу хорошо. Но мне будет легче, если ты поможешь сделать ее еще лучше.
Парень опустил глаза и сосредоточенно поскреб плечо. Стал таким же, как раньше. Испуганным и слабым. Вот этим и надо воспользоваться, ежу ясно.
— Ну, начнем. Я прочитал свидетельские показания твоих дружков. Тех, что якобы ничего не запомнили. Глупости они болтают. Ни один из них не был настолько пьян, чтобы в памяти возникли провалы. Твои родители тоже удивлены. Не понимают, почему твои закадычные кореша не желают тебе помочь и не рассказывают, как все было. Ты же не бил того парня.
Я видел, что он слушает, но на меня по-прежнему не глядит.
— У меня такое впечатление, что они боятся, — спокойно сказал я. — В точности как ты.
Он перестал судорожно скрести плечо, но все еще молчал.
— Ты загремишь в тюрьму, — сказал я. — Тебе понятно, что это значит? Понятно, что происходит с человеком, сидящим под замком? Когда нельзя ни выйти наружу, ни делать, что хочется?
Он посмотрел на меня, в глазах стояли слезы.
Я покачал головой.
— Зачем тебе такое? Ты ведь можешь этого избежать.
Вот теперь он наконец-то заговорил:
— Не могу я.
— Чего не можешь?
Парнишка молча плакал, повесив голову.
— Не могу рассказать, что произошло.
— Почему?
— Потому что будет еще хуже.
— Извини, как-как? Хуже? Хуже, чем загреметь в тюрьму? Хуже, чем вылететь из учеников?
Клиент кивнул, слезы ручьем катились по худым щекам.
— Рассказывай, — сказал я. — Рассказывай, что может быть хуже того, о чем говорил я.
Я терпеливо ждал, когда парень по другую сторону стола заговорит.
— Майя, — наконец прошептал он.
— Кто?
— Майя. Моя сестра. Ей пятнадцать, и у нее синдром Дауна.
Я пытался понять. Может, он хочет сказать, что побои тому парню нанесла его умственно отсталая сестра?
— Значит, Майя. Она была с вами в кабаке?
Он покачал головой:
— Да нет, не в этом дело. — Полные ужаса глаза смотрели на меня. — Он ее продаст.