— Ступайте домой, — сказал я. — Вы здесь больше не нужны.
— До беды всегда недалеко, — заметил врач.
— Мне ужасно жаль, — сказала воспитательница.
Краем глаза я видел, как она вышла из палаты. Одна из медсестер вышла следом.
Сам я остался с Беллой. Врачи занялись ее травмами, и, когда настал вечер, она лежала на больничной койке с пластырем на лбу и рукой в гипсе. Не будь сотрясения мозга, нас бы отпустили домой, и я с облегчением и благодарностью думал, как хорошо, что можно остаться здесь. За считаные часы больница стала спасительной организацией, без которой я бы наверняка не справился.
Только в семь вечера я позвонил Люси и попросил ее заехать в больницу за ключами от моей квартиры, чтобы собрать мне там вещи для ночлега.
Получаса не прошло, как Люси приехала, сердитая и перепуганная.
— Какого черта ты не позвонил раньше? — сказала она срывающимся голосом.
Подошла к спящей Белле, села на край койки.
Я так устал, что был не в силах подняться с посетительского стула. Только тихо сказал:
— Да тут так все закрутилось.
Мы долго сидели так. Люси на койке Беллы, а я рядом. Если б кто-нибудь вошел, то решил бы, что мы семья.
Настоящая семья.
Кое-кто из моих знакомых утверждает, что может спать где угодно и в любой обстановке. Я всегда считал, что они врут. Я могу спать в тихой и прохладной комнате, лежа на удобной кровати. В больничной палате Беллы эти условия отсутствовали.
Я ворочался меж шершавых простынь, чувствуя, что спина взмокла от пота, а майка липнет к телу. Обычно я сплю голышом, но надо полагать, для больничного персонала такое было бы чересчур. Около половины двенадцатого я встал и открыл окно, но тотчас явилась ночная сестра и закрыла его. Это, мол, портит систему вентиляции.
Будто у них она есть.
Дважды Белла просыпалась в слезах. Оба раза я ложился с нею рядом. Нам повезло, мы получили отдельную палату. Слава богу.
Штор на окнах не было, я лежал без сна, глядя в темно-синее небо, которое ночью так и не стало черным. Уже в начале четвертого забрезжил рассвет. Я встал. Белла крепко спала в своей постели. А я до того изнервничался, что едва дышал.
Надо выйти на воздух.
Ненадолго, на несколько минут.
С ловкостью, удивившей даже меня самого, я прошмыгнул в безмолвный больничный коридор. Ни души. Вот и хорошо, мне ведь просто надо немного размяться.
Я шел, открывая стеклянные двери, по лестнице спустился в вестибюль. И не остановился, пока не очутился под рассветным небом — мне отчаянно требовался свежий воздух.
Выйдя на улицу, я уже совершенно не хотел возвращаться. Молча сел на скамейку у входа. Не помню, чтобы я размышлял о чем-то определенном, просто сидел и наслаждался ночной прохладой.