– Кто? – спрашиваю я.
– Ретт и остальные.
У меня в груди закипает гнев, от которого все краснеет перед глазами. Я знал, знал, что не могу доверять им.
Я бросаю взгляд в сторону запертой двери и невольно думаю, что, быть может, напрасно я сюда пришел, если вижу такой страх и такое недоверие в глазах Норы. Но бросить ее я тоже не могу. Оставить в этой клетке ожидать решения своей судьбы.
– Я думаю, они где-то прячут тело Макса, – осторожно говорит она, словно заранее сожалея о своих словах, едва они успевают слететь с ее языка.
«Тело Макса? – думаю я. – Спрятано? Нет, что-то здесь не то».
Слова Норы не срастаются с тем, что я помню, поэтому я отбрасываю их. Сглатываю слюну и протягиваю Норе свою руку, но она не принимает ее.
– Нам нужно выбираться отсюда, – говорю я.
Пальцы Норы выпускают рукава куртки, но вместо того чтобы протянуться к моей руке, сжимаются в кулаки.
– Я никуда с тобой не пойду, – повышая голос, отвечает Нора.
За дверью раздаются шаги. Возможно, кто-то ищет ванную. Затем шаги затихают, удаляясь по коридору.
– Я нашла часы, – выпаливает Нора, понизив на этот раз голос. – Часы Макса.
В тусклом полумраке комнаты я вижу, как меняются черты ее лица: делаются впалыми округлые щеки, собираются морщинки в углах глаз, словно она пристально всматривается куда-то вдаль и не может сфокусировать взгляд.
– В кармане твоей куртки, – добавляет она. – В твоем кармане были часы умершего парня.
Я низко опускаю подбородок, затем вновь поднимаю голову и смотрю на Нору. Я знал, что этот момент настанет, что она спросит про часы. Холодок пробегает у меня по спине, скатывается к кончикам пальцев, стекает в ступни.
– Я знаю, – говорю я.
– Это ты убил его? – задает Нора вопрос, на который ей очень хочется знать ответ. Что ж, я не виню Нору за это, нет, хотя ее слова впиваются в меня осколками стекла. Они разрывают меня на части.
– Нет, – отвечаю я, но голос мой звучит сдавленно, словно я выталкиваю из себя слова. Словно это ложь во спасение, маленькая такая ложь, о которой почти сразу и забыть можно. Почти не ложь, можно сказать.
– Я тебе не верю, – качает головой Нора. Ее голос звучит сейчас очень громко – слишком громко, на глазах блестят с трудом сдерживаемые слезы. Да, я вижу, что она сомневается, неуверенность читается в ее взгляде: Нора пытается решить, мог ли я на самом деле быть убийцей. Мог ли отобрать у кого-то жизнь, а затем солгать об этом.
Она отступает на шаг, в темноту комнаты, дальше от меня.
– А почему они защищают тебя? – спрашивает, нет, кричит она. – Ретт, Лин и остальные? Почему они скрывают, что произошло?