— Хорошо, — согласился я, — я сейчас ему позвоню и скажу, что не приду.
Я подошел к телефону и набрал номер Алика.
— Извини, брателло, — сказал я, — пуще прежнего старуха браниться, не пускает меня к тебе на плов.
— Да, нелегко тебе, — посочувствовал Алик, — ну ты уж держись, старик.
Я повесил трубку и повернулся в Бренде.
— Ну, вот все в порядке, дорогая! В воскресенье, как всегда, пойдем в Макдональдс. Можно было и не нервничать!
Но сам вижу, что не все в порядке, так как лицо моей дражайшей супруги просто перекошено от злости.
— А что, этот твой друг говорит по-английски? — прошипела она.
— Немного, — не заметив подвоха, ответил я, — он уже в Америке почти год.
— А почему тогда вы говорили по-русски?
— ???
— Это же верх неприличия! — завизжала она, брызгаясь слюной, — только подонки могут говорить на языке, в присутствии людей, которые этот язык не понимают!
Тут в комнату вбежала дочка Рейчел:
— Мама, мама, — загнусавила она, — а я еще видела, что он книжку читал! И не на английском! Мама, по-моему, он нас просто ненавидит!
Во время наших бесед с рыжим чудовищем мне приходилось быть очень осторожным и следить за каждым словом, так как за «базар» приходилось отвечать. Но если вдруг, я забывался и заговаривал о вещах, о которых Бренда понятия не имела, то это означало:
1. Я хочу показать, что я умнее её.
2. Я хочу показать, что мужчины лучше женщин.
3. Я проклятая мужская шовинистическая свинья (male chauvinist pig).
Надо ли говорить, что никакого желания заниматься сексом с этим рыжим чудовищем у меня не возникало. Даже дешевая резиновая кукла из сексшопа была бы куда приятнее. Но это днём, когда все пропускаешь через голову. А когда вечером ложишься в кровать и рядом с собой ощущаешь присутствие большой, тёплой, белой и мягкой задницы, то автоматически тянешься к этому предмету всеми двадцатью и одним пальцем. Ведь меня не научили спать со стоящим хуем! Но рыжее влагалище почувствовало это и решило меня наказать. Оно отказало мне в сексе! Мне было заявлено, что я пользуюсь её телом только для того, чтобы удовлетворить свои скотские половые интересы, и совсем не ценю богатство её души и светлый ум. Про «светлый ум» я слышал почти ежедневно, но ни разу не получил этому никакого подтверждения.
— Мы живем в свободной стране, — говорила она, — и никто не имеет право заниматься со мной сексом, если я этого не хочу. И ты должен с уважением отнестись к моему решению.
Лицо её при этом было по-коммунистически серьёзным.
Мне хотелось ответить: «Вообще, ты тупорылая дура! Но так как мы живем в свободной стране, где каждый придурок имеет законное право оставаться придурком, где даже подритузная перхоть считает, что её недооценили, то я с уважением отношусь к твоему идиотизму»