Глава 18. Откровение северянки
Восемь худеньких девушек, из-за общей бледности и впалости щёк неуловимо похожих друг на друга, словно дальняя родня, сидели за грубо выструганными сосновыми столами на таких же грубых скамьях. Простые льняные платьица длиной до самого пола со свободными рукавами были перехвачены тонкими белыми верёвками вместо поясков. Волосы собраны в косы, а на голову одеты узкие берестяные ободки. Босые ноги робко сведены вместе и немного поджаты, так как сильно мёрзли, а тепла от камина хватало только на то, чтоб не шёл пар изо рта и руки не коченели.
Девушки молча хлебали жидкую овсяную кашу, сваренную на воде без масла, и ели чёрный хлеб, запивая всё это тёплой водой из глиняных чашек. Тишину разбавлял стук деревянных ложек о такие же деревянные тарелки, на которые падали лучи рассветного солнца, раскрашенные дешёвым витражом, как рисунок ребёнка на бересте. Витраж находился над высоким узким окном, закрытым сейчас ставнями, и представлял собой едва узнаваемое изображение герба ордена, при котором находился приют. Жёлтый треугольник, обращённый одним углом вниз — священная жаровня. Три белых наклонных квадратика — символ язычков изначального пламени. Синий цвет фона — как образ чистого неба. Если не знать, что там изображено, не догадаешься.
На закопчённом камине стояли песочные часы и отмеряли отведённые на завтрак пятнадцать минут. Под высокой крышей по балкам прыгала невесть каким образом залетевшая туда синица. Трепет её крыльев добавлял живости в это утро и походил на отзвук робкой мечты этих девушек, думающих не о еде, а о мире за стенами.
Воспитанницы ели, а за их спинами ходила высокая седая дама в возрасте. Дама была одета в серое платье с белым воротникомстоечкой. Её волосы перехватывал тонкий серебряный обруч, такой же, как у рыцарей.
Мать-настоятельница ходила по полированной, аккуратно уложенной плоской брусчатке, заменявшей в столовой пол. Она заложила за спину руки, в которых была зажата тонкая хворостина.
— Мариан, — заговорила настоятельница, разорвав эту долгую тишину, — ты разве не слышала, что я сейчас сказала?
— Слышала, матушка, — отозвалась девушка, встав и смиренно склонив голову.
Она нервно сглотнула, и не зря. Ей всегда доставалось больше остальных, отчего спина была вся в тонких длинных синяках от хворостины, а ещё она боялась изгнания, ибо изгнанниц больше никто не видел, и ходили слухи, что в роще за оградой монастыря становилось одной могилой больше.