Настя застонала от предстоящего наслаждения, стала выбрасывать из чемодана вещи в поисках махрового халата, тот оказался на самом дне. Она закрылась в душе, пустила воду на полную мощность. Павел примчался на ее призывный душераздирающий вопль. Девушка плясала под душем. Под ее ногами метались потревоженные тараканы — недокормленные, но шустрые. Она запищала, пулей вылетела из-под струи, стала укутываться в казенное полотенце. Павел засмеялся, смывал в канализацию представителей здешней фауны.
— И что мы дышим, как астматик? — он привлек ее к себе, взял за плечи. — Тараканов никогда не видела?
— Видела… — она опасливо смотрела под ноги. — Но эти — рекордсмены по бегу, носятся, как угорелые, кусаются, наверное…
Пришлось ей мыться в его присутствии. Он оттирал ее привезенной из Москвы мочалкой — девушка стояла покорная, с закрытыми глазами, на все согласная. Потом поменялись ролями — именно ради этих минут стоило предпринять такое утомительное путешествие.
Отопления не хватало, они лежали, обнявшись, под куцым одеялом. Настя дышала ему в шею, удивлялась, почему под ними не стучат колеса — она так привыкла к ним. Потом молодые погрузились в сон.
На этот раз он не проспал. Утро двадцать пятого февраля билось в окна крупинками града. Утробно завывал ветер. Павел курил в форточку, смотрел, как бледный рассвет прогоняет ночь, как у крыльца гостиницы носятся завихрения поземки. Стены здания строили из картона — в холле работало радио, предлагая прогноз на ближайшие сутки: в Пожарском районе Приморского края — до минус двенадцати, мокрый снег, ветер, обрывы проводов и прочие неблагоприятные явления…
Светало с трудом. Девятый час. Настя отмахивалась от его попыток привести ее в состояние боеготовности, пряталась под одеялом, оглашала комнату жалобным стоном. Он давно подметил: если не разбудить, то вообще никогда не проснется! Он исчез из номера, потом вернулся весьма довольный и с утюгом — отвоевал у представителей гостиничной администрации. Настя подглядывала из-под одеяла, как он достает из чемодана мятое обмундирование, расправляет его на столе, гладит, обжигая пальцы и объезжая носиком неровности. Потом он облачался в теплое обмундирование, вертелся перед зеркалом. Офицерская форма преображала мужчину.
— Ну, нарцисс, не могу… — ворчливо комментировала жена. — Да красивый, красивый, хватит вертеться. Лучше продумай вопрос с завтраком.
Он и с этим легко справился. Снова исчез — теперь уже в форме, вернулся с подносом из привокзальной столовки: чай, глазунья, пшенная каша.