Даша
Всегда оживленное кафе в центре Милана было пустым. Мы сидели с Кириллом за одним столиком посреди безлюдного зала в звенящей тишине. На нем были белая футболка и серые штаны, как в больничной палате. А я была одета в серебристое платье с бахромой, в котором меня забрали из дома. Перед нами стояли две чашки с капучино, от которых исходил дымок, и тарелочка с двумя трубочками коннолли, посыпанными сахарной пудрой.
– Знаешь, я уже начинаю к тебе привыкать, – призналась я.
– И уже не боишься, что кофе окажется с мышьяком? – Он усмехнулся, отпивая из своей чашки.
– Ни капельки, – я с улыбкой поднесла чашку к губам и сделала глоточек. Горячий!
Это было неправильно – сидеть вдвоем в пустом кафе, как будто мы одни во всем мире. Не спорить, не поддевать друг друга, не ехидничать. Как будто мы – влюбленная парочка на романтическом свидании, а не двое чужих людей, которые терпеть друг друга не могут. Неправильно, но неожиданно приятно. Как будто мы именно там, где и должны быть. С тем, с кем и должны. От этой мысли в горле пересохло, и я сделала большой глоток кофе, забыв о том, какой он горячий. Обожгла губы и закашлялась.
– Не торопись, – с улыбкой заметил Кирилл. – У нас с тобой куча времени.
И это прозвучало так созвучно моим мыслям, что я опять смутилась. Как будто он говорил о том, что нам предстоит провести вместе целую жизнь.
– Попробуй коннолли, – он подвинул ко мне тарелочку со знаменитым итальянским десертом.
За поездку в Милан я заказывала их только один раз. Вафельная трубочка в тарелке смотрелась не так инстаграмно, как рожок с мороженым на фоне узких улочек, и собрала гораздо меньше лайков.
Сейчас в моей руке не было айфона и мне не надо было заботиться о лайках и охватах, поэтому я с удовольствием подхватила сладкую трубочку, наполненную мягким сыром рикоттой и украшенную вишенкой на концах. Она оказалась очень вкусной, и я проглотила ее в три укуса, запивая ароматным капучино.
Кирилл с улыбкой наблюдал за мной, в его карих глазах затанцевали веселые смешинки.
– Что? – растерялась я.
– У тебя на губах сахарная пудра.
Он потянулся через стол, чтобы стереть ее с моего лица, и меня вдруг обдало жаром. Большой палец Кирилла мягко коснулся моих губ, обводя верхнюю по контуру. Я задышала чаще, а он отнял руку и вдруг облизнул свой палец в сахарной пудре.
– Сладко, – протянул он.
Меня бросило в жар – столько интимности было в этом жесте и вызова в словах. Даже если бы он меня поцеловал, это было бы не так дерзко и провокационно.