Неподалеку от уреза воды, там, где кончается песок, видны развалины бревенчатого дома.
— Здесь была когда-то фактория, — поясняет Проценко.
Круто поднимается береговой обрыв. Кое-где он почти вплотную подходит к воде, и волны, недовольно ворча, ударяются о серые валуны. Прямо перед нами начинается дорога на станцию, устланная полусгнившими досками. А слева от дороги выглядывают пирамидки с красными звездами. Идем туда и попадаем на кладбище. Оно ничем не огорожено. Два десятка могил. Над каждой некое подобие деревянного мавзолея, высотою в полметра, не более. На мавзолее пирамидка. И все. Ни надписей, ни дат.
Мы сначала подумали, что здесь похоронены неведомые нам красноармейцы, но оказалось не так. Это были могилы жителей Новосибирских островов, якутов.
И только две могилы не были безымянными. На одной из них на деревянном надгробье кто-то выжег букет цветов и надпись: М. С. Л е п ц о в а 1926—1951 гг. На другой была прикреплена фотография под стеклом. Она так выцвела, что скорее можно было угадать, чем различить, молодое лицо, капитанскую фуражку, черный галстук… Под карточкой было написано: К. П. Т о м с к и й 1933—1952 гг. Кто были эти люди, отчего они погибли — Проценко не знал. А жаль. История тех, кто уже в наше время сложил свои головы на диких островах, достойна, наверное, того, чтобы передаваться, как эстафета, от смены к смене. Так вот, как передается на станции книга Н. Н. Ляха «На трассе Северного полюса».
Ее нам показали сразу же, как только мы вошли в деревянный, вытянутый в длину дом. Проценко с женой занимали в нем две небольшие комнаты, обставленные казенной, пронумерованной мебелью. Своими здесь были, пожалуй, ковер да охотничье ружье на стене.
Константин Иванович извлек книгу из серванта и торжественно сказал:
— Вот она…
На суперобложке крупным размашистым почерком было написано:
«Зимовщикам полярной станции на мысе Кигилях, несущим нелегкую почетную вахту в Арктике. Книга вручается тем, кто впервые высаживается на этой суровой земле. Книгу держать на станции, чтобы каждый знал, с чего начиналась здесь жизнь».
И подпись.
Бывает же такое: первым начальником станции на Большом Ляховском был Никита Никифорович… Лях.
Посмотреть как следует книгу не пришлось. Отсюда, с обрыва, было хорошо видно, как от борта «Щербацевича» отваливает понтон. Мы поспешили вниз. Самовыгруз начался.
Первым сгружаем с понтона дом на колесах, «балок». Его стягивают трактором. Тракторист Федор Фролов демонстрирует завидное мастерство, удерживая трактор точно по прямой.
В этот момент одна из досок, по которым движется «балок», ломается и колесо повисает над водой. Зиновенко, Соболь и моторист Минасян виснут на оттяжках. Мокрый песок скользит под ногами, «балок» кренится! В считанные секунды Миша Соколов успевает заменить доску. «Балок» благополучно съезжает. Не сговариваясь, сходимся в кружок и перекуриваем. Миша скинул ватник, Женя Зиновенко — так тот вообще в одной тельняшке… На такой работе не замерзнешь…