Потом пели уже все вместе, даже Реутов:
Вода кругом и небо в тучах.
Но крепок дом, наш дом плавучий.
За валом вал. Наступит шквал…
Держи штурвал!
Борись за жизнь!…
Пели еще и другие песни. Вспоминал их Каминский, его жена и Лина Петровна первыми подхватывали.
Совсем неожиданно Томочка перешла на плясовую, через плечо крикнула мужу:
— Зря я, что ли, стараюсь?
Елена Ивановна прошлась по комнате и, остановившись перед Каминским, чуть ли не силой вытащила его из кресла.
Капитан, смеясь, сопротивлялся, а потом плясал без особого умения, но с азартом.
— Лина, смените меня, — взмолилась, хохоча, Томочка, — а то ведь отобьют мужа. На глазах уведут!
Она присоединилась к танцующим.
Реутов со снисходительной, добродушной улыбкой, несмотря на свою полноту, выделывал ногами замысловатые кренделя. Подергивая узкими плечиками, вокруг него вертелась Томочка.
Галантно поцеловав Елене Ивановне руку, Каминский, отдуваясь, очень довольный, уселся в кресло.
Уже на улице Елена Ивановна весело расхохоталась.
— Ты чего? — улыбнулся Николай Степанович.
— Каминский рассказывал, как его послали кого-то стаскивать с мели. Буксира у него не было, а все же послали.
— Да, да, знаю я эту историю. В Петропавловске-на-Камчатке. Буксира, говорит, нет. Но приказали.
— А радиограмму… радиограмму какую он дал с моря: снялся без буксира. Целую. Митя.
— И не покажешь никому: снялся без буксира! Явная бессмыслица.
— Нет, ты только вообрази: целую, Митя! — хохотала Елена Ивановна.
— Кстати, пока они подошли, капитан уже снялся с мели.
— Ну конечно: он снялся, — лукаво проговорила Елена Ивановна. — У вас, капитанов, всегда так: я пошел, я швартовался, я вел судно. А вот когда застрянете на мели, тогда — мы. Мы сели на мель.
— Ладно, ладно, без критики, — добродушно улыбался Николай Степанович.
Незаметно для себя Елена Ивановна все ускоряла шаг. Тревога, отступившая было, снова овладела ею. Вовсе не отсиживается у приятелей Вася, не вернулся, уехал и, быть может, уехал из их дома навсегда…
Квартира показалась необжитой. На подзеркальном столике перчатки Николая. На вешалке только ее пальто.
Не раздеваясь, Елена Ивановна вошла в комнату, села на диван. Горка учебников на письменном столе.
— Значит, сбежал дорогой сынок! — сказал Николай Степанович.
Она подняла глаза, удивленные, даже испуганные. В его тоне не сочувствие, а что-то похожее на злорадство. Почему он переменился? Она не заметила, когда это случилось. Или показалось? Коля ведь безобидный, добродушный. В чем-то даже наивный.
— Может, ты, наконец, расстанешься со своим пальто. Мы, кажется, пришли домой, — буркнул он, отворачиваясь под ее пристальным взглядом. И подумал: лучше бы сказать что-либо ласковое, шутливое. Но и на этот раз не мог себя перебороть. Вдруг вспомнилась Татьяна. Одна возвращается домой или нашелся провожатый? Не верится, чтобы одиночество такой красивой женщины никто не нарушил. Но, в конце концов, ему-то какое дело? Капитан невольно взглянул на часы. Нет, теперь она уже дома.