Техникумовские смотрели во все глаза на Петюню, недоумевали. Тот танцевал и, склонив голову, как изысканный ухажер, что-то шептал своей даме на ухо.
Провыл аккорд, и музыка умолкла.
— Играйте, не останавливайтесь! — резанул Петя, словно бичом хлестнул.
Музыканты-самодеятельщики переглянулись, ища поддержки, зашарили глазами по залу. Повисла тишина.
— Я что сказал! — довесил Петя, сотрясая воздух внезапно прорезавшимся голосом.
— Ладно, танцуй на здоровье, — вроде бы небрежно, независимо сказали с эстрадки.
И снова взвыли гитары.
Петя прижимал к себе девушку, водил ее по опустевшему пятачку и упоенно говорил:
— Я знаю, ты всех любишь, ты хочешь обнять весь земной шар. Он большой, понимаешь, большой. Тебе будет тяжело. Люби небо, люби закат, люби теплый воздух, люби землю под ногами… Давай с тобой уедем на Крайний Север…
Подлетел Васька и дернул Петю за рукав.
— Рвать надо отсюда! Счас колхозники кодлу целую соберут.
Петя не среагировал.
— Дергать надо, слышь?
— Идите, — небрежно бросил Петя.
— Ты что, сдурел? Счас напинают, так быстро поумнеешь, — пробовал было взять напором Васька.
Но Тихоня так глянул на него сверху, что Васька вытянулся в струнку и вдруг бухнул:
— Курнуть хочешь?
— Давай, — тряхнул Петька головой. — Я сейчас, — сказал он девушке и пошел за Васькой.
На улице, поглядывая на пока еще небольшую кучку местных, принялись все пятеро техникумовских уговаривать Петюню уйти, убеждали нервно, наперебой. Петя выкурил сигарету, браво отбросил ее щелчком, повернулся и пошел в клуб.
Через секунду выскочил разъяренный, метнулся к ребятам.
— Не видели, куда ушла? — выпалил он.
— Кто?
— Ну эта, Нинка, девчонка, с которой танцевал?
— Не видели.
— А-а, — Петюня мотнул кулаком в воздухе. Сказал как отрубил: — Пошли искать.
Услышав сзади топот, техникумовские по инерции рванули вперед. Бежали быстро, но непонятно куда — палатки, а с ними помощь были в противоположной стороне. Васька оглянулся. Под единственным не разбитым фонарем, повернувшись к толпе, вольно, даже лениво, вразвалку стоял Петюня.
Навалилась братва на богатыря, закружилась вокруг, замельтешила. А Петя и правда, как этот, как Илья Муромец, махнет раз, и полчища ложатся. Больно много махать и не пришлось, раза два-три, не больше. Рассыпалась дружная толпа, как горох раскатилась. Кто-то панически заорал:
— Нож у него! Нож!
Местные откатились теперь уже в сторону. Кричат:
— Брось нож, гад!
А Петюня стоит посередине — с одной стороны свои зубами лязгают, с другой местные, — недоуменно хлопает глазами. На земле, в шагах трех от него, навзничь лежит человек.