— Ничего не вижу, — сказал шофер, — тебе показалось!
— Как это показалось? — воскликнула Марийка. — Разве вы не видите дым? Труба дымит… Значит, там кто-то есть.
— Наверное, дед Радко Общинский домовничает, — снова сказал шофер. — Он часто приходит сюда, когда нет других дел.
— Радковы сумасбродства, — подтвердил старик.
Поехали дальше. Но Марийка не отрывала глаз от трубы. Дым то появлялся, то исчезал. Ветра не было, погода стояла тихая и солнечная, тонкая струйка дыма поднималась шелковой ниточкой прямо вверх, почти сливаясь с голубым небом. От зоркого взгляда Марийки ничто не могло укрыться.
— Радко там, Радко, — повторил дедушка Стефан, — для него этот дом как свой… Все крутится там, подметает, чистит…
Марийка вроде бы успокоилась. Но когда они приехали на сельскую площадь и из окна амбулатории выглянул Радко Общинский, встревожилась не на шутку.
— Почему из трубы идет дым, дедушка Радко? — крикнула Марийка. — Там, в старом доме… Кто там?.. Ведь Петринский уехал?
— Кто же там? Кто затопил?
— Как затопил?
— Да дым-то идет! — рассердилась она. — Посмотри! Дымит!
Все повернулись к Тополиной стороне. В наблюдениях принял участие и доктор Москов. Мнения разделились: одни говорили, что дым идет, другие — что не идет. Наконец решили проверить лично. Старый Чукурлиев попросил отвезти его домой, потому что уже порядком устал. Доктор Москов вернулся в амбулаторию, потому что, по его мнению, никакого дыма нет и всё это мираж, иллюзия… Только Радко Общинский и Марийка решили пойти и на месте проверить, в чем дело: есть кто-нибудь в доме или нет.
— Сомневаюсь, как бы он не вернулся, — говорил дед Радко, — очень уж ему не хотелось уезжать в Софию. Но жена его, как ухватилась за него, так и не отпустила… Будь я на его месте, тоже бы подчинился.
Марийка молчала, поджав губы.
— Сомневаюсь, — продолжал старик, — ох, сомневаюсь! Больше некому… В суматохе у него и ключи остались… Сомневаюсь!
Поднявшись по расшатанной лестнице, они направились прямо в комнату, где жил Петринский. Дверь была закрыта. Старик пошарил по карманам и достал ключи, которые всегда носил с собой. Попытался открыть, но с внутренней стороны был вставлен ключ. Никто не отзывался. Дед Радко нашел где-то долото, молоток, долго возился, пыхтя. Наконец замок поддался, он толкнул дверь, по инерции полетел вперед и чуть не упал на пол.
Первым, что они увидели в комнате, был погасший камин. Точнее, едва тлеющие под золой угли. Дед и Марийка направились к камину, но внезапно вздрогнули и остановились. Возле кровати лежал мертвый Петринский. Он лежал на спине, широко уставившись в потолок полными ужаса глазами. Изо рта стекала струйка крови. Лицо было словно из воска. Усы и бакенбарды сбриты. И если бы не плешивая голова и ковбойские брюки с заплатками, вряд ли можно было признать в нем Петринского. Но это был он, несомненно, он. Даже пишущая машинка, стоявшая на столике с листом бумаги, и та подтверждала это. В самом верху листа было написано: «ДНЕВНИК ОДНОЙ СЕМЬИ» — роман. Лист был пуст.