— Там капитан Харлаков, миленький ты мой! — ласково произнес протоиерей и приблизился к нему на шаг.
Из-за креста показалось дуло револьвера, и снова послышался голос Митрушки:
— Не подходи, отче, буду стрелять!
— Не смей, Митрушка, выходить, не вздумай сотворить такой грех.
— Ты побереги себя, а обо мне не думай.
— Разве не слышишь выстрелов?
— Слышу, а зачем вы меня выгнали из алтаря?
— Стой, Митрушка, стой. Мы тебя не гоним. Но сюда вот-вот нагрянет капитан Харлаков, чтобы мы ему отслужили молебен. Где я тебя скрою?
Митрушка поставил распятие на каменные плиты и сказал:
— Открой дверь!
— Она открыта.
Митрушка пнул дверь ногой и быстро вышел, словно боялся, что попы схватят его за одежду, чтобы удержать. И в тот же миг на церковном дворе затрещал пулемет, прогремели винтовочные выстрелы.
Отец Йордан ползком добрался до двери и прикрыл ее, потом лег на живот и начал молиться:
— Упокой, господи, душу раба твоего Митрушки!
— Аминь!
— Как аукнется, так и откликнется! — закончил свою молитву протоиерей, взял распятие Христа и отнес его в алтарь, на старое место.
«…Среди ночи, часов в двенадцать, когда я уже спал, будят меня мировой судья Ленков с прихожанином Атанасом Бодурским: «Вставай, отче, наш дом поджигают!» Судья был нашим квартирантом. Он боялся, что не успеет вещи вынести, — расскажет потом отец Йордан. — Я быстро встал и оделся. Глядь — город весь осветился от горящих домов коммунистов. Приходский священник всегда с мирянами — и в радости и в горе. Мы втроем, я, мировой судья Ленков и собственник дома Атанас Бодурский, пошли в общинное управление. Там были офицеры и местное начальство: кмет, околийский начальник и другие. Я попросил офицера иметь в виду, что это мировой судья, что мы умоляем не поджигать дом, поскольку это дом не коммуниста Георгия Русинова, а его тестя — деда Атанаса, который не имеет ничего общего с коммунистами.
— В этом доме ночевали Георгий Димитров и Васил Коларов, — ответил мне офицер. — Это они раздули пламя во всем этом крае, а зять этого старца воюет против нас, убивает офицеров и солдат. Дом поджечь! Дайте судье двух солдат, пусть вынесут вещи…
Мурашки побежали у меня по телу. Нечего мне было сказать, тем более что и священники приняли участие в этой революции…
Утром в пятницу был отдан приказ: всему мужскому населению в возрасте старше 19 лет явиться на базарную площадь!
Начали мы выходить и строиться на площади по четыре в ряд. Самыми первыми стояли трое священников. Военные патрули обыскивали дома, чтобы найти укрывающихся от ареста.
Офицер Харлаков выступил с речью: