В деле строительства моста Сечени безошибочным чутьем верно выбирает себе союзника: Дёрдя Сину — восходящую величину в банкирском мире, противника Ротшильда. Сина вел себя как человек порядочный. Возможно, он намеревался таким образом заполучить в свои руки и другие предприятия, более крупные, чем сооружение моста: строительство железных дорог на левом берегу Дуная. Ведь монополия Ротшильдов — дар Меттерниха — распространялась лишь на железнодорожное строительство по правому берегу Дуная. А теперь разгорелось отчаянное соперничество за монопольное строительство в левобережье. Словом, Сина в первом крупном деле вел себя сравнительно честно. И не все ли равно, из каких побуждений? Анализировать честность поступков того или иного банкира, право же, не наша задача…
Одно бесспорно: придворные аристократы — все эти Эстерхази, Палфи, Фештетичи, Сечени и tutti quanti[65] сделались крупнейшими землевладельцами, богатейшими магнатами страны в период контрреформации, за счет имущества, конфискованного у куруцев. И эта придворная аристократия и по своему поведению, и по духовному складу уже не так сильно отличалась от финансовой аристократии, новоиспеченных баронов вроде Ротшильдов или Сины, как, скажем, родовитый магнат Вешелени. Но если Сечени в буквальном смысле слова не замечает денежных махинаций Меттерниха или себе подобных аристократов, считая такие дела вполне естественными, то Вешелени в свою очередь считает вполне естественным, что он, отпрыск славного венгерского рода, стоит на общественной лестнице гораздо ниже, чем «нувориш» Сечени.
Однако важно заметить: Сечени отличался от растленной придворной аристократии, в частности, тем, что за ним никогда не водилось грязных денежных делишек и он не стремился приумножить свое состояние за счет общественного имущества. Это вполне естественно: не мог же Сечени уподобляться всем этим Палфи, Эстерхази и иже с ними? И если с этой точки зрения вспомнить — теперь уже в последний раз — о ста пятидесяти фунтах, которые он не без опаски выплатил Терни Кларку, то ведь деньги эти были общественными средствами и Сечени распоряжался общественной казной подобно pater familias[66] в духе римского права. Тут он никак не мог следовать примеру австрийских легитимистов, венгерских магнатов, французских дипломатов или деятелей английского парламента. От них можно было научиться как раз обратному…
Мелани и в дальнейшем не оставила своих попыток оказывать посредничество. 30 апреля 1839 года Меттерних не пожелал принять Сечени и заставил его ждать в приемной. Однако вмешивается Мелани, и Сечени попадает к Меттерниху.