— Наверно, на будущий год. Теперь уж можно, встали на ноги… Да я и не гонюсь за большими деньгами, зарплаты врача нам хватает. Так что на будущий год мы запланировали, как теперь принято говорить…
— Ага, на будущий год. Да, планировать, оно конечно, надо. И я планирую… Жалко, что уезжаешь. Ночью быть дождю, дорога осклизлая станет.
На прощанье старик протянул сыну руку. Тот склонился и поцеловал ее.
— Это еще что за новые новости? — рассердился старик. — И когда только ты в разум войдешь?! Верно… — старик оборвал фразу и погладил жесткий вихор на макушке младшего сына.
Амбруш Яром включил третью скорость. Когда он выбрался на обсаженное тополями шоссе, небо нахмурилось, пошел дождь.
Теплый весенний ливень барабанил по ветровому стеклу и потоками слез стекал вниз.
«Дворник» пощелкивал, стараясь отогнать эти потоки кверху и не дать им скатиться на расчищенный полукруг стекла. Тополя и шоссе блестели в неярком земном свете.
Амбрушу вспомнился иной свет: о нем были строки в книге, которую — еще до свадьбы — ему читала жена в один из таких же вот пасмурных вечеров; но это была не та книга, о которой он вспоминал по пути в деревню, а другая, тоже старинная.
Когда, взглянув на солнце, ты утратишь зренье,
Глаза свои вини, не яркое свеченье.
Перевод Т. Воронкиной.
«Какой дивный край!» — говорили курортники, говорили его дочь, зять и даже внучка у них научилась: «Какой дивный край…»
— И впрямь красиво, — не без гордости соглашался старик. — Вид прекрасный, — добавлял он.
Все сходились на этом.
У соседа в давильне каждое лето жил художник, человек веселый и шумный. Он утверждал, что на берегах озера нет места красивее и что оно напоминает «due golfi»[12] под Неаполем; там, дескать, тоже можно одновременно любоваться видом двух заливов.
Старик заставил словоохотливого художника объяснить, что такое «due golfi»; где находится Неаполь, он знал и сам. Ему пришлось не по душе, что место, краше которого нет для него в целом свете, нравится кому-то лишь по причине сходства с иным каким-то краем. Не по душе ему был и художник, который за неимением лучшего довольствовался тем, что для него составляло самую суть жизни. Да и то, как этот чужак рассуждал о вечной красоте, старику тоже пришлось не по вкусу; на картинах его природа выглядела как бы отраженной в стекле распахнутого окна; приукрашенная и увиденная из одного угла комнаты.
Вероятно, они говорили о разных вещах. Старик понимал дело так: здесь прекрасно, потому что внучке после городской духоты очень полезен здешний воздух, зелень виноградников красивая, оттого что ее не опалила пероноспора, хорошо и то, что давильни и подвалы находятся там, где им положено быть, и родник неподалеку летом радует чистой прохладной водой, а зимой над ним и водопойным желобом стоит легкое облачко пара.