Тогда-то и начались контратаки. Немцы, используя подвижные резервы внутри крепости, навалились сразу с трех сторон и особенно активно действовали со стороны цитадели — они накопились в подвалах трех длинных домов и потом начали медленно и верно выдавливать к перекрестку под огонь двух фортов оставшихся в тылу полка — пятнадцатого и шестнадцатого. Клепиков понимал, что если немцам удастся вытолкнуть его в огневой мешок, то все, что сделал беляевский батальон, и сам он, вместе с полком, полетит к чертовой матери.
Командир двести сорок шестого выложил свой последний козырь, который берег до последнего. Это были три самоходки СУ-76, которые он протащил сегодня за дымзавесой и в бой пока не вводил. Немцы давили упорством и числом, но насчет уличного боя по настоящим меркам были слабоваты: чего-чего, а сталинградского опыта у них не было, и что такое «наступление сверху вниз», они пока не знали. Клепиков решил, что пора их «просветить», и сразу «уступил» три дома вдоль бульвара. Атакующие потеряли осторожность и полезли через бульвар сразу в трех местах. Клепиков только этого и ждал.
На бульвар, прижимаясь к домам, выехали самоходки. На головной был сам Клепиков вместе с «адъютантом Колькой». Подполковник повел в контратаку сам, потому что дело было тонкое, и его надо было исполнять ювелирно.
Одновременно в «оставленных» домах с чердаков и верхних этажей «сверху вниз» пошли, как черти из шкатулки, штурмовые труппы, сидевшие там до поры до времени на положении «ни гугу». Гарнизону крепости клепиковская контратака обошлась в один егерский батальон, минометную батарею и, самое главное, потерей надежды выбить этот клин, находящийся уже в угрожающей близости от цитадели.
Попытки выбить клепиковский полк еще были в этот день, но в подвалах и на всех этажах Виняри дрались не люди, а демоны, они умудрялись воевать даже в кромешной тьме, где самый зрячий кот вывихнул бы себе глаза, и пускали в ход ножи, гранаты, пистолеты, распознавая чужих не то чутьем, не то на ощупь.
Единственное, что могло бы порадовать немцев, узнай они об этом, было бы известие о гибели подполковника Клепикова. Его так и убило на головной самоходке, в самом конце «сталинградской» контратаки. Фаустпатрон припечатал командира полка к броне, поджег самоходку, и оглушенный Колька стащил дымящееся тело Клепикова на землю и начал забрасывать снегом.
Так закончился день седьмого февраля тысяча девятьсот сорок пятого года в восемьдесят второй гвардейской дивизии.
5
— Что здесь было до прихода русских, Грегор? — Обер-лейтенант Розе умел пить, не пьянея, чего никак нельзя было сказать о его собеседнике.