— Здесь у вас двое моих обосновались — Абассов и лейтенант Покровский. Можно их увидеть, товарищ капитан?
— Не возбраняется, майор. Я давно уже заметила, что командиры к нам прибывают только тогда, когда их подчиненные, что лежат на излечении, вдруг становятся им крайне необходимыми. Думаю, что вы не исключение.
— Если начистоту, то да. От обоих имею сведения, что готовы в строй.
— Лихо у вас получается. Нам, грешным, только фиксировать ваши решения или вы медицине хоть что-нибудь оставляете?
Майор был обходителен, но настойчив. Насчет выписки своих не настаивал, но с его слов получалось, что его офицерам и делать тут больше нечего.
— Идите к своим, товарищ майор. Вот старшина вас проводит, — Касьянова показала на Фомина, оказавшегося под рукой. — А я пока посмотрю их истории на предмет вашей просьбы.
Они разошлись. Касьянова и без бумаг знала, что те, о ком просил Беляев, практически здоровы и день-два для них ничего не решает, и поэтому много времени на раздумья ей не понадобилось. Она была согласна выполнить просьбу комбата, но не хотелось показывать, что вот так запросто из медсанбата можно получить кого пожелаешь — тогда сюда понаедут из всех частей дивизии и растащат своих. Выждав кое-какое время и посчитав его достаточным, она пошла в палату, где лежали беляевские кадры.
У двери толпились раненые, сестры, а из палаты слышался гитарный перебор, и спокойный чистый голос пел так хорошо и задушевно.
Ты не плачь, моя отрада,
Грустных писем мне не шли.
Знаю я, что ты не рада,
От моей любви вдали.
Песня всем нравилась, у дверей и в палате было тихо.
Если, землю обнимая,
Лягу с пулею в груди,
Ты не плачь, моя родная,
Грустных писем ты не жди.
Пусть другой вернется из огня,
Сбросит с плеч походные ремни,
Обними его ты, как меня,
Так же просто обними.
Людмила Алексеевна, едва закончилась песня, протиснулась в палату и увидела, что комбат Беляев стоит с гитарой.
— Плохая песня, майор, — несмотря на всеобщее одобрение, сказала она. — Неужели вы думаете, что женщинам все равно, кого обнимать?
При этих словах кое-кто из медсанбата, судачивших о ее «романе», насторожился.
— Нет, не думаю, — ответил Беляев. — Но из песни слова не выкинешь.
— Тогда выкидывайте ее целиком. Шучу, конечно. Спасибо за шефский концерт, и можете забирать ваших.
— Это вам за них спасибо, но не сочтите за нахала, если выскажу еще одну просьбу.
— Какую?
Они вышли из палаты, и, когда остались наедине, Майор изложил суть.
— Тот старшина, что меня провожал сюда, Фомин, просился в батальон, и я ему сказал, что есть вакансия. Как вы на это смотрите?