— А че, может, и нужна, — мирно соглашался Кремнев. — Ее машины таскают. Потому с колесами.
— Для тебя, Афанасий, мы колеса снимем. Носи на здоровье. Утащишь?
— Не знаю. Однако, может, и унесу, — на полном серьезе отвечал сибиряк.
Сейчас он ехал на головной машине вместе с Фоминым, ружье лежало поверх башни, и набалдашник дульного тормоза качался в такт ныркам самоходки. Сам Кремнев дремал, пригревшись на моторном люке, но Фомин знал, что, случись сейчас что-нибудь, Кремнев одним из первых вступит в дело.
На горизонте показались трубы Лодзи, и танковый полк пошел в обход города, а самоходки приткнулись к обочине и попытались связаться с начальством, потому что приказ — двигаться до Лодзи — выполнен и надо ждать следующих распоряжений командования. Потом, после безуспешных попыток Фомина связаться с кем-нибудь из батальона, получили приказ Клепикова, продублированный через три рации и совпадающий с ранее отданным приказом командира танковой бригады.
«Обходить Лодзь по северным окраинам, в город не входить, иметь с фланга, со стороны города, усиленное охранение, в уличные бои не втягиваться».
Однако в сутолоке и сплетении улочек предместий было очень трудно не сбиться с дороги, да еще натолкнувшись по пути на сопротивление, — оказалось, что выкатили на полицейскую казарму, и волей-неволей пришлось выбивать. Полицейских было около роты, но это были не солдаты, и их быстро смяли, и все попытки к сопротивлению пресечены несколькими осколочными снарядами.
Потом в районе железнодорожного вокзала пришлось разгонять каких-то разношерстно одетых вооруженных людей, пытавшихся отстреливаться и поджигать станционные постройки. Оказалось, что это вооруженная группа фольксдойче, членов нацистской партии, собравшаяся по тревоге, — так объяснил поляк-железнодорожник, довольно сносно говоривший по-русски. Через верх всего вокзального здания, видневшегося из-за путей, забитых вагонами, шла надпись вычурными готическими буквами: «Лицманштадт». Поляк пояснил, что так немцы называли Лодзь. Фольксдойче после короткой перестрелки сбежали в подвалы бомбоубежища и взорвали за собой ход. Искать другой было некогда и спросить не у кого — поляки сидели в наглухо закрытых домах и подвалах и на все, как сговорившись, отвечали: «Не вем, панове. Не разумем, панове».
Никакой особой необходимости войскам армии входить в Лодзь не было, и, с точки зрения высших штабов, наступавшим вполне достаточно было выделить часть сил на блокаду дорог и двигаться дальше, но то, что произошло в эту ночь, шло вразрез с этой общей установкой и не планировалось ни армией, ни фронтом, ни Ставкой. Город и гарнизон в нем были и так обречены на уничтожение, поскольку наступавшие армии Жукова и Конева как бы выжимали гарнизон Лодзи на запад, даже не ввязываясь с ним в бои и, самое главное, сохраняя танковые соединения от потерь на улицах.