Право на приказ (Сабинин) - страница 61

Хозяин вытянулся, как на смотру.

— То кара, панове. За приязнь до шкопа, панове, пецдесят ото вшистко. Людовым судом. — Хозяин потряс прутом, вытащенным из метлы-голика. В руках парня в накрахмаленной рубахе был такой же.

Они оба наперебой стали объяснять, что именем собравшихся наказывают молодую официантку, путавшуюся, по их словам, с немцем или с немцами. Остальная прислуга молчала, а та, о которой шла речь, так и оставалась лежать, даже не пытаясь встать или одеться.

— П-а-нятно, — протянул Фомин, и ему захотелось почесать затылок, но он сдержался.

Ничего понятного для него не было, и что он должен теперь делать — старшина не знал, впервые в жизни выступая в качестве судьи высшей инстанции. С одной стороны — вроде все правильно и бьют за дело, а с другой — два здоровых бугая устроили цирк и — не такие они с виду, чтоб им с первого слова верить — добросовестно, ничего не скажешь, отделали бабу. Откуда ж ему, старшине, теперь знать, что у нее было или не было с немцами? Да и было ли? Ишь как зад ободрали, а молчала. Значит, достоинство имеет, гордость свою и на немецкую шлюху-подстилку не похожа — их Фомин тоже видел. Может, оговорили? А может, все-таки было, и эти мужички, что сейчас лютуют, мать их растак, мстители нашлись, небось сами перед юбкой заискивали, а вот теперь, пользуясь, что он, Фомин, со своими продрогшими и не спавшими четверо суток товарищами пришел сюда, будут истязать бабенку, и получается, что вроде бы даже с его благословения.

Все собравшиеся смотрели на старшину и оставшегося за порогом Кремнева — тот вроде бы и присутствовал, а вроде бы и нет — и старшине показалось, что даже спящая Венера, которую по приказу лейтенанта — может, и его разбудить? — затащили сюда, в подсобку, сейчас проснется и любопытно уставится на него, как вот эти обалдуи, надумавшие таким образом отмечать первый день своего освобождения. В душе старшина ругался самыми последними словами и на поляков, и на Кремнева, и на женщину, из-за которой разгорелся сыр-бор. Хозяин, как назло, сиял подобострастием. Фомин, поглядев на розгу в хозяйской руке, потянулся к ней.

— Дай-ка сюда. И ты тоже, — это относилось к официанту.

— Пан желает карать? — Официант отдал розгу с церемонным поклоном, будто прислуживал за столом.

— Не желаю, — сказал старшина. — И вам не советую. Мужики, называется.

Старшина брезгливо отбросил прутики в угол, к голику, из которого они были выдраны, хотел было уйти, но, поглядев на исполосованное тело, остановился, сказал Кремневу:

— Сумку санитарную притащи. На самоходке. Сзади, где трос.