То, что возможность сообщать другим свое душевное состояние, даже только по отношению к познавательной способности, доставляет нам удовольствие, можно легко доказать из естественной склонности человека к общительности (эмпирически и психологически). Но для нашей цели этого мало. Удовольствие, которое мы испытываем в суждении вкуса, мы предполагаем и для всех других как нечто необходимое, будто бы на него надо смотреть как на такое свойство предмета, которое определяется в нем по понятиям, раз мы называем что-либо прекрасным, тогда как красота, без отношения к чувству субъекта, сама по себе ничто. Но исследование этого вопроса мы должны отложить до решения другого вопроса, а именно вопроса о том, возможны ли, а если возможны, то каким образом возможны, эстетические суждения априори.
Теперь мы занимаемся менее серьезным вопросом, а именно тем, каким образом мы сознаем в суждении вкуса взаимное субъективное соответствие познавательных сил друг с другом: эстетически ли, только через внутренние чувства и ощущение, или интеллектуально, через сознание нашей преднамеренной деятельности, когда мы пускаем в игру эти представления?
Если бы данное представление, которое дает повод к суждению вкуса, было понятием, которое при оценке предмета рассудок и воображение объединяют в познании объекта, то сознание этого отношения было бы интеллектуальным (как в объективном схематизме способности суждения, чем занимается критика). Но тогда суждение было бы составлено не по отношению к чувству удовольствия и неудовольствия и, значит, не было бы суждением вкуса. А вкусовое суждение определяет объект со стороны наслаждения и предиката красоты независимо от понятий. Следовательно, это субъективное единство отношения становится заметным только через ощущение. Стремление обеих способностей (воображения и рассудка) к неопределенной, но по поводу данного представления дружной деятельности, а именно к той, которая относится к познанию вообще, есть ощущение, всеобщую сообщаемость которого постулирует суждение вкуса. Объективное отношение можно только мыслить, но, поскольку оно по своим условиям и субъективно, его можно и чувствовать в его действии на душу. И при том отношении, которое не полагает в основу никакого понятия (как при отношении способностей представления к познавательной способности вообще), невозможно никакое другое сознание его, кроме сознания ощущения того действия, которое дается в облегченной игре обеих, взаимным соответствием оживленных, душевных сил (воображения и рассудка). Представление, которое как единичное и вне сравнения с другими все-таки соответствует условиям всеобщности, что и составляет дело рассудка вообще, приводит познавательную способность в то гармоническое настроение, какого мы требуем для всякого познания. И поэтому оно имеет значение для каждого, кто определяется к суждению через рассудок и внешние чувства в их соединении (для каждого человека).