Сухов всегда терялся перед снисходительно-ироническим тоном Кочевой и, чтобы не попасть в еще более неловкое положение, ушел. «Будь я начальником партии, я, ей-богу, не догадался бы изучить трассы самолетов и рейсы пароходов. Молодчина Ирка. Только до поры я тебе этого не скажу».
А к Ираиде Александровне вернулось отличное настроение. Она еще долго сидела со Славой, Владиком и Юрой, просто болтая о том, о сем.
«Почему мне с ними так хорошо? А-а, вот: я сейчас особенно почувствовала, что они верят в меня. А Степан? Уязвленное самолюбие: очень хотел поехать начальником партии, да не получилось».
Потянулись трудные дни. Не было ни щепотки соли, пробовали жевать смолисто-ароматные, кислые, как щавель, мягкие иголки лиственниц.
Несмотря на невзгоды, ходили в маршруты, продолжали искать обнажения пород, описывали их, брали образцы. Забирались в таежную чащобу, продирались через тальники, переходили вброд ручьи, тащились по болотам, взбирались на крутые сопки.
В маршруты обязательно ходили по очереди то Кочева, то Сухов.
В пару себе они брали добровольца. Тот, кто шел в маршрут, получал двойную порцию сухарей (мешок с сухарями был в лодке, на которой плыл Семен Пальченко, поэтому он уцелел). Чаще всех вызывался в маршруты коллектор Владик.
— Ну и дурак, — говорил Семен. — Сколько тех сухарей тебе прибавят, зато сил больше изведешь.
Владик смотрел на Семена с сожалением. Добавочную порцию сухарей коллектор всегда приносил обратно и отдавал своему Рыжику. Рыжик был обыкновенной, добродушной дворнягой, но для Владика Ловинкина он значил многое: Рыжик спас ему жизнь. В прошлом году, когда еще стояли холода, Владику нужно было пробраться в соседнюю партию за сорок километров. Взял продукты, спички, легкий положок, спальный мешок. Снег был крепкий, лыжи скользили легко. Через несколько километров оглянулся, услышав знакомый лай: следом бежал Рыжик. Владик попытался вернуть Рыжика, но собака не слушалась.
— Ладно, Рыжик-Пыжик, присоединяйся. Где твои лыжи? Нет? Ну, топай пешком.
К вечеру поднялась пурга, за снежными вихрями ничего нельзя было увидеть. Владик выбрал место, защищенное от ветра, поставил положок, набрал сучьев для костра. Полез в карман за спичками… Нет спичек, потерял!
— Что же делать, Рыжик-Пыжик? Без спичек мы замерзнем.
Рыжик взвизгнул, словно понял, и прижался к Владику. Ловинкин достал из рюкзака промерзший хлеб и жареное мясо, разделил, на две части — себе и собаке. Покончив с едой, от которой не стало теплее, Владик развернул спальный мешок, забрался туда сам и втащил Рыжика. Так они и согревали друг друга. Когда ночью у Владика мерзла спина, он переворачивался, подкладывая под спину Рыжика. А согрев спину, менялся местами с Рыжиком, прижимая его к груди.