Внизу мертвой змеей вытянулся разбитый, обгоревший остов товарного состава. За железнодорожным полотном небольшой ров, немного повыше узкая улица.
Снег словно марлей прикрыл израненный город.
Слева затянутый траншеями, весь в дымках выстрелов и мутных облаках разрывов Мамаев курган.
Узенькая улица — линия фронта.
До немцев не более ста пятидесяти метров. Здесь вообще не было больших дистанций. До дзота, который засекли ночью, сто семьдесят метров.
Первый залп. Наблюдатели доложили: «Недолет».
— Прицел 265! — Голос у Бабичева зычный.
Кощихин по телефону передал команды радисту, тот — на батарею.
— Огонь!
Молочно-оранжевое облако дыма и кирпичной пыли застлало дом, из-под которого чернела амбразура.
— Правее 0-01, огонь!
Бабичев словно сросся с окуляром стереотрубы.
Еще разрыв.
— Ты глянь, глянь! — он восторженно потянул меня за рукав.
Кирпичная облупившаяся стена покрылась трещинами, вот-вот рухнет.
— Шесть снарядов, огонь!
Разрывы закрыли цель.
— Ох и ребята! Орлы!
Он говорил об огневиках так, будто удачная стрельба всецело их заслуга.
— Ловко вы этот дзот!
— Где там ловко! — в голосе досада. Показал секундомер с застывшими стрелками. — Долго. И расход большой. На такую цель и шести снарядов по горло должно хватить.
Бабичев задумался, полностью ушел в себя. У него приятное и мужественное лицо: густые брови, прямой нос, плотный, точно очерченный рот, ровный здоровый румянец на смуглой коже. Во всем облике и в карих, с женственной поволокой глазах что-то от южанина, хотя я знал, что капитан родом из средней полосы России.
— Как думаешь, Костя, — неожиданно заговорил, — наши инженеры работают сейчас над новыми, снайперскими пушками? — И сам уверенно ответил: — Работают! Знаешь! — Бабичев притянул меня за ремень полевой сумки и продолжил: — Вот думаю я иногда: плохой ты артиллерист, Ванька Бабичев, малограмотный. Учиться и учиться тебе надо! Проанализируешь свою стрельбу и стыдно становится.
Достал из сумки большой блокнот.
— Глянь.
Мелким почерком занесены данные стрельбы, указаны даты, места, номера листов топографических карт. Против отдельных команд красные восклицательные и вопросительные знаки, как в разборе шахматной партии.
— Видишь, сколько вопросов? Все ошибки!
— Осознанная ошибка — наполовину исправлена, — повторил я где-то слышанную фразу.
— А вторую половину кто исправлять будет? Гитлер?
Разговор оборвался. Ранили в плечо Кощихина.
Наскоро перевязали его. Большие добрые глаза солдата сощурились от боли.
— Эх… Не вовремя… — забормотал раненый. — Извините, товарищ гвардии капитан!