Краснов не вошел, вломился в кабинет Юзовца.
— Товарищ подполковник!
— Тихонько, тихонько. Вижу и слышу. Как говорится, не контуженный. Вот что, дорогой. Майор Фролов в отпуск уходит, затем поедет в Хабаровск экзамены держать. В связи с этим за начальника штаба останется капитан Стрельцов, а вам придется батареей покомандовать. Справитесь?
Справится? Да он сейчас способен не то что батареей командовать, прикажут сопку сдвинуть — сдвинет, в море столкнет, только брызги взлетят до самых звезд.
Но почему комбата временно замещать будет он, а не Долива?
— Некому больше. Долива, как говорится, слишком м-м… Ну, пора к командиру полка. Так, значит, и доложим.
И снова Павел на улице, бежит, летит мимо заборов, мимо белой кипени черемухи. А сердце поет! У лейтенанта такое же сердце, как у каждого влюбленного…
2
Вместо белого потолка со следами малярной щетки над головой колыхались на светло-желтом брезенте черные силуэты резных листьев и причудливо изогнутых ветвей, будто ожила древняя китайская картина.
Краснов оторвался от подушки, потянулся, протер глаза и мысленно прошептал: «Доброе утро, Наденька!» Отбросил одеяло и стал одеваться.
Долива дышал шумно, всхрапывая и посвистывая. Черный клок лез на глаза, Долива морщился и дергал головой.
Краснов выбрался из палатки, проделал несколько гимнастических упражнений и побежал вниз, к реке. На обратном пути увидел Ивана Павловича. В трусиках, в очках, с лейкой в руке, он был похож на дачника.
— Здравствуйте, — обрадовался встрече Иван Павлович. — С приездом! Какие новости привезли?
— Спляшете?
Иван Павлович оглядел свой костюм, поправил очки.
— Вполне готов. Письмо?
— Толстое-претолстое!
— Вот спасибо. Я как раз думал сейчас о Машеньке. Приедет, мы с нею вместе цветы поливать будем.
— В такую рань?
— Нет, вечерами. Знаете, я до войны совершенно был равнодушен к цветам. Ну, красиво, запах приятный. Но даже астру от хризантемы не отличал, честное слово! Усвоил из школьной ботаники только «лютик едкий» и «лютик ползучий».
Однажды после бомбежки поднял голову от земли и первое, что увидел, — закрытый желтый бубенчик. Он покачивался перед самыми глазами, и душистый запах его забивал едкий, кисловатый дым взрывчатки. Таким он мне показался тогда прекрасным, этот цветок, как сама жизнь. И обидно стало, что даже на знал названия.
Вероятно, с тех пор и полюбил цветы. Кстати, вы обратили внимание: после войны люди стали больше разводить цветов, чем прежде? Во всех городах, где побывала война, на месте свежих развалин выросли скверики с клумбами, скамеечками. Хорошо! Ну, где же письмо? — прервал свои размышления Иван Павлович.