— Сейчас принесу, в сумке осталось.
— Только побыстрее, пожалуйста.
— Мигом!
Когда он прибежал к палатке санчасти, Иван Павлович, плавно помахивая лейкой, тихонько мурлыкал.
— Держите! Не иначе, как инструкция по организации встречи! Читайте.
Поддел носком камешек, отошел на два шага и оглянулся.
— Иван Павлович!
— Да?
— Надя любит меня.
— Да? Возможно…
— Ладно, читайте! — Краснов рассмеялся и, круто повернувшись на одной ноге, легко побежал в гору.
На зимних квартирах, в Пятидворовке, он почти не почувствовал, что отвечает уже не за взвод, а за батарею. Весь месяц люди были заняты ремонтом, да и Стрельцов, в сущности, руководил батарейными делами не меньше, чем прежде. Вообще, это был период, когда штаб и основная часть полка находились в лагерях и за начальника гарнизона остался помощник по тылу; на служебных совещаниях, созываемых накоротке, обсуждались вопросы сугубо хозяйственного порядка. Но и в лагерях нужно было заниматься не только боевой подготовкой. Сено для матрацев, белье, палатки, питание для радиостанций, замки для бачков с питьевой водой, составление различных актов на списание негодного имущества, ремонт сапог и оружия… Главная трудность заключалась в том, что в батарее было всего два офицера — он и лейтенант Долива. Правда, на старшего сержанта, командовавшего взводом управления после демобилизации Ярцева, можно было смело положиться. Деловой, строгий, он пользовался среди солдат уважением и авторитетом. К тому же он и раньше нередко замещал командира.
Хуже обстояло дело в собственном взводе. Если Ваганову можно было довериться полностью, командир второго орудия сержант Окунев требовал глаз да глаз. Сам по себе он был исполнительным, дисциплинированным, хотя и с ленцой. Но недоставало командирской требовательности, распорядительности и — основное — самостоятельности в решениях и действиях. Окунев нуждался в подробных указаниях, в подталкивании и буквально в неотступном контроле. Прежде, когда лейтенант постоянно находился во взводе, недостатки сержанта не были особенно заметны, но сейчас Краснов растерялся.
— Что делать? Он же погубит все, что достигнуто таким огромным трудом!
— Тюфяк твой Окунев, тюфяк с лычками, а не сержант! — резко отзывался Долива. — Донянчился на свою голову.
Но беспокоил не только Окунев. Тревожил солдат Васюк, связист, бывший шофер.
Краснов много уже был наслышан об этом солдате, но, замещая командира батареи, столкнулся с ним по-настоящему впервые.
Карточка взысканий рядового Васюка испещрена выговорами и арестами. Кто с ним только не беседовал, не читал нотаций, не наказывал! Как с гуся вода.