Стрельцов не раз просил перевести Васюка из батареи.
«Пытался, пытался, дорогой, — отвечал Юзовец, — ничего не выходит. Кому нужна такая обуза? Его и в тюрьме держать не захотели, досрочно выпустили».
«Васюк оправдан, а не помилован».
«Это, как говорится, не играет роли. Факт остается фактом. И вы, товарищ Стрельцов, не уговаривайте, а наказывайте этого разгильдяя».
Да, уговоры на Васюка мало действовали. Он не возражал, не оправдывался, слушал молча и равнодушно. После очередного нагоняя кто-то спросил: «Ну как?» — «А что он мне сделает? — громко ответил Васюк. — Ну, дал трое суток. И пусть! Сорок четыре отсидел и еще трое посижу. Понял?»
Солдат держал себя вызывающе и неустрашимо. Когда перед выездом в лагерь Стрельцов пригрозил военным трибуналом, Васюк выкрикнул: «И судите!» Пинком распахнул дверь и убежал. Возвратился после отбоя, и, понятно, на следующее утро был отведен на гарнизонную гауптвахту.
И вот всего неделю спустя подполковник Юзовец сказал Краснову:
— Опять ваш Васюк в самоволке разгуливает!
— Где?
— Не знаю, не знаю. Разберитесь, завтра доложите. Вот так, дорогой! — И поднял наивные светлые глаза.
«Странный человек этот Юзовец, — в раздражении подумал Краснов. — На все у него один тон, одни и те же слова, неизменная благодушная улыбочка. О хорошем ли, о плохом говорит — не поймешь, какова его собственная позиция».
Пришлось послать на розыски. Вернулись ни с чем.
Перед рассветом Краснов проснулся от громкого разговора.
— У самоволку ходыть, шляется де попало, глаза себе водкой заливае, а комбат до двух часов не ложився! И старшина не спав.
— «Не ложився», — передразнил пьяный голос — Подумаешь, комбат! А он мне хоть раз заглянул в душу? — послышался скрежет зубов. — «Не ложился». А я кто — не человек?.. «Старшина не спал». Знаю, что я для старшины! Пилотка — одна, гимнастерка хэбэ — одна, белье нательное — одно, портянки… Вот что я для старшины. И все! И все…
Последние слова прозвучали шепотом.
Краснов был босиком, в одних трусах выскочил из палатки.
— Прекратите немедленно! Марш спать! Шилко, отведите его на место.
Васюк, сжав кулаки, качнулся.
— На губу? — Но разжал пальцы и едко усмехнулся: — «На его место…» А где мое место? На гу-бе. — Тяжело покачивая головой, обернулся к дневальному: — На гу-бе. Понял?
— Ведите его, — повторил приказание Краснов. — В палатку.
— В палатку? — Он подался вперед, но Шилко схватил за плечи и удержал.
— Пусти! — угрожающе прошипел Васюк. — Я и сам пойду!
— Завтра поговорим. Проспитесь прежде всего.
— Они хочут спать, — меланхолически пролепетал Васюк. — Приговор будет объявлен завтра. Понял?