«Деньги, конечно, деньги», — уверил себя барон и прибавил к лежащим на столе еще два золотых. Только он собрался вручить их Лефтерикэ с добродушным увещеванием на будущее, как в комнату вошел Урматеку.
— Желаю здравствовать, господин Барбу! — воскликнул он и вытаращил глаза, увидев Лефтерикэ. — А ты что тут делаешь?
Было похоже на то, что он замахнулся топором, готовый все разрушить. Лефтерикэ с бароном перепугались. Им стало страшно, как бы Янку не проник в их сокровенные мысли и не сокрушил и их заодно.
— Я вам нужен, или у вас с ним особый разговор? — громко и непочтительно обратился Урматеку к барону.
Не дожидаясь приглашения, он уселся на стул и закурил сигару. Барон чувствовал себя виноватым, забубнил про какое-то письмо, которое необходимо куда-то послать с верным человеком. Взглянув исподтишка на Лефтерикэ, он заговорил о том, какой он хилый, худосочный. Янку, не поверив ни единому слову, молчал, нервно покачивая ногой в светлом штиблете. Время от времени он покашливал и стряхивал пепел. Провинившихся уже готово было задавить его тяжкое молчание, и тут вдруг взволнованного и стремившегося оправдаться барона осенила великолепная мысль.
— Готовься к отъезду, Янку, — заявил он. — Приезжает Буби, и ты его встретишь.
И замолчал с робостью и беспокойством, ожидая результата своей уловки. Урматеку поднял голову и поглядел на него пустыми стеклянными глазами.
— Он приезжает пароходом из Вены в Джурджу, — продолжал барон Барбу, сразу повеселев оттого, что нашел выход из положения. — Послезавтра ты отправишься в Джурджу. Встретишь его, привезешь и сдашь мне с рук на руки.
Урматеку просветлел, поднялся и подошел к барону.
— Хорошо, барон Барбу! — сказал он. — Увидите, все будет в полном порядке.
Поглядев на Лефтерикэ, он улыбнулся и ему.
— Угостись, горюшко ты мое! — сказал он и протянул ему портсигар.
— Премного благодарен, Янку! — торопливо отозвался молодой человек, осчастливленный тем, что с ним заговорили.
— Иди, выспись! И не делай больше глупостей! — распорядился Урматеку.
И Лефтерикэ удалился, счастливый, успокоенный, обогащенный житейским опытом.
У Янку были свои соображения, в силу которых он и принял поручение барона благосклонно. Он всегда любил погулять, покутить где-нибудь подальше от дома. Он сразу же, конечно, подумал о Катушке. Поручив Иванчиу поить Тудорикэ день и ночь без передышки, что не так уж и трудно было выполнить, он собрался в дорогу. И вот весенним утром в экипаже, медленно катящем по холму Филарета между кустов сирени, тянувшей к путешественникам пушистые грозди, и тополей, осыпающих их серебристым пухом, они отправились на вокзал к поезду, который должен был доставить их в Джурджу.