— Так какая ж ваша думка, мужики? — спросил Левков.
— Защищать свои хаты, свою волю и землю! — загудели голоса.
— Станем стеной на Птичи — и ни с места!
Левков прижмурил глаза, сказал:
— Кабы так на деле, как на словах получается. Красная Армия не устояла под Минском, может, и Бобруйск уже сдала. Пусть и ненадолго, но сдала. А как с дедовыми пистонками защищаться?
Вскочил невысокий юркий Тимох Володько:
— У меня от «кооперации» три ведра патронов осталось, ящик пироксилина и полмешка гранат. Винтовки и карабины, считай, у каждого под стрехою торчат. На первое время отобьемся, а там и у панков можно будет разжиться.
— Правду Тимох говорит, — поднялся широкоплечий Левон Одинец. Про его силу вся волость знала: медведя кулаком уложит, за телегу ухватится — конь ни с места. Взвалит Левон бревно на сани — вези смело, не осилит — лучше и коня не запрягай. Как все сильные люди, он был всегда покладистый и спокойный. А тут разошелся: — Да лучше помереть, чем отдавать то, что столько годов отвоевывали. А то, может, опять к Врангелю в батраки наниматься? Он теперь у белых за атамана, а, сохрани бог, приедет — шкуру до костей спустит. Я думаю, товарищи, надо сегодня же поделить всех на отряды, выбрать командиров, а как только сунутся сюда легионеры, биться до последнего, ни себя, ни их не жалеть. Мы погибнем, так нехай наши дети по-людски живут. Кто за командира будет, спрашиваете? Игнат Жинко и Андрей Путято чем не командиры? А взводными Максима Уса и Тимоха Володько назначить. По селам разведчиков отправить. Кого? Хоть бы Марыльку Соловьеву. Эту девку черт и в мешке не поймает. Пацанят к родне отправить, нехай принюхиваются. Ежели что такое, сюда передадут. Ну, а Максим Левков всем верховодить будет.
— Ты, браток Левон, как тот Соломон рассудил. Лучше и не придумаешь, — не удержался Терешка.
— Оно и вправду, Левон все ладно придумал, — посветлел лицом и улыбнулся Левков. — Собирайте мужчин, командиры. Расходитесь по селам, потолкуйте с людьми, чтобы каждый свое место знал.
— А бабы что? Калеки? — вскочила Параска. — Разве ж я своим голопузым лиходей? Пиши и меня, Андрей Степанович, — повернулась она к Путято. — Пока стрелять научусь, кашеварить буду, исподники и рубахи ваши стирать. Может, и в лес податься придется, так и там дармоедом не буду.
Через неделю в каждом отряде было уже человек по двести. Партизаны заняли Старую Дуброву: слева — дорога за Птичь, справа за две версты от села начинался лес, глухая панская пуща — зеленая крепость, перевитая невидимыми стежками. В ее глубину, на глухой остров, заросший осинами, дубняком и лещинником, каждый день пробирались мужчины из взвода Максима Уса. Они валили осинник и ельник, кололи его на длинные плахи. В одной вырубали «ухо», в другой вырезали шип и ставили большие шалаши. Накрывали их дерном, еловыми лапками, а то и мхом.